Пыль грез. Том 1
Шрифт:
Его пальцы продавили дверь, как вафлю. Снова посыпались опилки.
Свищ поднял обе руки и уперся в дверь.
Преграда рассыпалась тучей щепок. Металл звякнул на полу, а через мгновение облако пыли втянулось внутрь, словно дом вдохнул.
Свищ перешагнул через кучу гнилого дерева и скрылся во тьме.
Синн тут же двинулась за ним, на корточках и не мешкая.
В густой тени почти мертвого дерева во дворе Азатов лейтенант Порес зарычал. Возможно, следовало позвать их обратно, но это означало бы раскрыть свое присутствие;
И потом, он сделал несколько открытий. Синн вовсе не была немой. Всего лишь упертая маленькая корова. Это поразительно. А еще она неравнодушна к Свищу, как мило – как смола с ветками и дохлыми насекомыми, – что ж, от такого взрослый мужчина тает и стекает в канализацию, в бездонное море сентиментальности, где играют дети, и порой ему сходит с рук убийство.
Разница в том, что у Пореса очень хорошая память. Он в мельчайших подробностях помнил собственное детство; если б удалось вернуться в прошлое, влепил бы сопливому мальцу хорошую затрещину. И, глядя в перекошенное от боли личико, сказал бы нечто вроде: «Привыкай, малыш Порес. Однажды ты повстречаешь человека по имени Добряк…»
Впрочем, мышки улизнули в дом Азатов. Может, там и случится с ними что-то, что положит конец его тупому заданию. Гигантская нога возрастом в десять тысяч лет топнет раз, другой. Хлоп, шлеп, в лепешку, от Свища – пыль, от Синн – мокрое пятно.
Боги, нет, мне попадет! Негромко зарычав, он отправился за ними.
Впоследствии он поражался, как можно было забыть о проклятом осином гнезде. По крайней мере, оно же должно было броситься в глаза, когда он рванулся к двери. Однако оно бросилось ему в лоб.
Внезапный порыв злобного жужжания, гнездо качнулось туда и обратно, снова хлопнув его по голове.
Узнавание, понимание и, наконец, вполне уместная паника.
Порес развернулся и побежал.
Следом помчался почетный караул – около тысячи черных ос.
Шесть укусов убивают лошадь. Порес завизжал, когда огонь охватил заднюю часть шеи. И снова заорал – от нового укуса, на этот раз в правое ухо.
Он замахал руками. Где-то впереди должен быть канал – он вспомнил, что они переходили мост, где-то слева.
Новый мучительный укол, в тыльную сторону правой ладони.
В задницу канал! Нужен целитель – и скорее!
Он уже не слышал жужжания, но пейзаж перед глазами начал клониться вбок, тьма сочилась из теней, и свет ламп в окнах мерк, бледный и болезненный в его глазах. И ноги переставали слушаться.
Туда, в малазанские казармы.
К Смраду. Или к Эброну.
Еле переставляя ноги, стараясь не сводить глаз с ворот, он пытался крикнуть двум часовым, но язык распух, заполнив рот. Становилось трудно дышать. И бежать…
Не успеть…
– Кто это был?
Свищ вернулся из коридора
– Кто-то. Разбудил ос.
– Хорошо, что они сюда не полетели.
Они стояли в каком-то большом зале. Одну стену почти целиком занимал каменный камин с двумя пузатыми креслами по бокам. Вдоль двух других стен громоздились сундуки и ларцы, а у четвертой, напротив холодного очага, стоял богато украшенный диван, а над ним висел большой выцветший гобелен. В сумраке все предметы виделись смутными силуэтами.
– Нужна свеча или лампа, – сказала Синн. – Если только, – добавила она ехидно, – мне нельзя пользоваться колдовством…
– Наверное, можно, – сказал Свищ, – раз уж мы далеко от двора. Здесь никого нет, никаких привидений, я имею в виду. Дом действительно мертв.
Торжествующим жестом Синн разбудила угли в камине; однако огонь загорелся странно бледный, пронизанный зелеными и синими прожилками.
– Просто семечки, – пожал плечами Свищ. – Я даже не ощутил Пути.
Она не ответила, а отправилась изучать гобелен.
Свищ пошел следом.
На гобелене, как положено, была изображена батальная сцена. Похоже, герои могут существовать только посреди смерти. На выцветшей ткани с трудом можно было разглядеть, как закованные в броню рептилии сражаются с воинами тисте эдур и тисте анди. В затянутых дымом небесах было не протолкнуться от летающих гор – почти все пылали – и драконов; некоторые из них казались огромными, в пять-шесть раз крупнее остальных, хоть и находились на большом расстоянии. Все пылает; куски разваливающихся летучих крепостей рушатся посреди сражающихся войск. Повсюду бойня и разрушение.
– Мило, – пробормотала Синн.
– Давай осмотрим башню, – сказал Свищ. Весь этот огонь на гобелене напомнил ему И’Гхатан, его видение Синн, идущей сквозь огонь, – она могла бы участвовать в этой древней битве. Он испугался, что, если приглядится внимательнее, увидит среди сотен фигур на гобелене ее – с довольным выражением круглого лица, с восторженно сияющими глазами.
Они отправились в квадратную башню.
В сумрачном коридоре Свищ остановился, ожидая, когда глаза привыкнут. Через мгновение из зала, из которого они только что вышли, вырвался язык зеленого пламени и скользнул по каменному полу ближе к ним.
В мерзком освещении Синн улыбнулась.
Огонь следовал за ними по лестнице к верхней площадке, где не было никакой мебели. Под закрытыми ставнями и затянутым паутиной окном лежал высохший труп. Лишь несколько полосок кожи скрепляли скелет, и Свищу было видно странное строение конечностей: дополнительные суставы помимо колен, локтей, запястий и лодыжек. Даже грудина, похоже, складывалась пополам, как и выступающие, похожие на птичьи, ключицы.
Свищ подобрался поближе, чтобы лучше видеть. Приплюснутое лицо, скулы резко уходят назад почти до ушных отверстий. Все кости как будто созданы для того, чтобы складываться – не только щеки, но и нижняя челюсть, и надбровные дуги. При жизни, заподозрил Свищ, у этого лица могло быть потрясающе много выражений – куда больше, чем у человеческого.