«Пылающая Эмбер»
Шрифт:
— Да. Почему бы нет.
Осмотрев кухню еще раз, я спрашиваю:
— У тебя остались яйца? Оладьи? Бекон?
Он улыбается и направляется к холодильнику, откуда начинает вытаскивать оставшуюся еду.
— Я этим утром накупил целую кучу всякой хрени. Вышел, пока ты спала. Я умирал с голоду, поэтому нахватал столько, что можно армию прокормить.
— И не говори, — я смотрю на стол и еду, которую он выкладывает на столешницу. — Во сколько же ты встал?
— В шесть, — он облокачивается на стол и озорно усмехается. —
Я прикусываю зубами губу и позволяю своим глазам пробежаться по его лицу. Он побрился этим утром, и у него появился еще один синяк. На правой щеке, куда его ударил Дозер. Впрочем, он по-прежнему чертовски сексуальный.
— Во сколько ты обычно встаешь?
— Полвосьмого.
— Мне нужно знать, чем ты занимался эти полтора часа?
Он смеется и изучает мое лицо.
— Наверное, нет, — он проводит указательным пальцем по своему рту. — Ты довольно крепко спала, да? Серьезно, даже в клубе мне требовалось время, чтобы тебя разбудить, но я подумал, что если я…
Он коварно улыбается.
— О, Боже. Что ты сделал?
Он глубоко и раскатисто смеется, пока отталкивается от столешницы и подходит ко мне. Он берет меня за локти.
— Пытался разбудить тебя поцелуем.
По тому, как он смотрит на меня, я более чем уверена, что он целовал меня не в губы.
— Значит, этим утром мне снился сон, где ты был… гм-ммм… там... внизу.
Я отвожу взгляд, когда по моей шее расползается румянец, а в нижней части живота разливается тепло.
Мав зажимает пальцами мой подбородок и поднимает его вверх.
— Если хочешь, мы можем притвориться, что это был сон.
Мои соски затвердевают и начинают ныть от боли.
Если я немедленно нас не отвлеку, он в считанные секунды нагнет меня над этой столешницей. Полностью игнорируя сгущающееся в воздухе между нами неистовое желание, я говорю:
— Ну, если мы собираемся притворяться, мне нужно будет выбросить эту гадость и отмыть сковородки.
Он посмеивается, пока я поворачиваю кран, чтобы наполнить раковину водой и добавить немного моющего средства.
— Ты моешь, я вытираю, — заявляет Мав, подхватывая с пола кухонное полотенце, которое он до этого уронил.
— Ты умеешь вытирать посуду?
Он улыбается и щурится. Затем скручивает полотенце и хлестко бьет меня им по попке.
— Слишком дерзкий ротик, Куколка.
Грозно глянув на него, я потираю свою пятую точку.
Мав выбрасывает сожженную еду. Я наблюдаю за ним и не могу отделаться от мысли, какое это расточительство. Не так давно я была бы благодарна за каждый кусочек этой сожженной пищи. Я думаю о ночлежке и всех людях обитающих в нем. Я думаю об Айви и задаюсь вопросом, где она сейчас.
Я блуждаю в своих мыслях, пока опускаю сковородку в раковину. Но через несколько минут я заставляю себя подумать о чем-то менее удручающем. Например, о Маве, которого я до безумия хочу узнать.
—
Мав кидает на меня взгляд.
— Да. Им нравится твердить об этом, как о моём личном рекорде или о чем-то в этом роде.
— Может, они завидуют… или просто гордятся тобой.
Он награждает меня странным взглядом, который сменяется на задумчивый.
— Хмм. Если они гордятся мной, то никогда не признаются в этом.
— В каком колледже ты учился?
— Корнелл.
Продолжая отмывать сковородку, я интересуюсь:
— Я слышала о нем, но понятия не имею, где он.
— В Нью-Йорке. Сначала я хотел уехать как можно дальше от дома, но потом получил неполную стипендию. Я не мог отказаться от нее, так как это была одна из лучших школ по изучению архитектуры.
— Значит, ты из Нью-Йорка? — бормочу я себе под нос. — Ну, это многое объясняет.
Он подталкивает меня в бедро и забирает сковородку из моих рук.
— Как поживаешь? — произносит он с заметным акцентом, окидывая взглядом мое тело.
По моим рукам бегут мурашки. Смеясь, я говорю:
— Боже мой, у тебя такой же акцент, как у него.
Он даже одаривает меня таким же похотливым взглядом, какой был у Джо в сериале «Друзья».
Он говорит еще что-то. Но, если честно, я не могу разобрать слова. Что-то наподобие «забудьобэтом».
Улыбка, которая растягивает его губы, пронзает меня до самых костей. В животе все трепещет, и внезапно я становлюсь чересчур разгоряченной и перевозбужденной.
— У тебя с рождения были такие способности к искусству? — говорю я, пытаясь прийти в чувство.
— Я не знаю, были ли они с рождения, но в средних и старших классах я был весьма способным малым. Способным настолько, что не был обделен вниманием со стороны преподавателей. Я выиграл пару конкурсов. И однажды один из моих учителей усадил меня за стол и сказал, что я могу построить на этом карьеру. Я люблю рисовать, поэтому мне было легко определиться с выбором профессии, в которой я мог продолжать претворять свои идеи в жизнь и зарабатывать деньги. Проектируя дома и здания, я вижу, как мои идеи оживают.
— Наверно, классно, что у тебя есть дело, которым ты хочешь заниматься до конца своих дней, — я склоняюсь над раковиной, чтобы приложить немного силы на определенном участке. — У меня никогда не было работы, к которой бы я чувствовала то же самое, а у меня их было немало.
— Сколько?
— Гммм… — я произвожу мысленный подсчет. — Где-то около четырнадцати.
— Четырнадцати?
Я киваю.
— Да. Я была официанткой, горничной, нянькой. Время от времени приглядывала за детьми сразу в нескольких семьях. Работала хостес в двух разных ресторанах, а также работала в зоомагазине, — я усмехаюсь. — Так что, Буп была не первой паучихой, с которой мне пришлось иметь дело.