«Пылающая Эмбер»
Шрифт:
Моя кожа зудит так, словно хочет отслоиться и развеяться по ветру.
Колючая проволока, обмотанная вокруг моего сердца, обжигает так, словно она лежала в безднах преисподней, а теперь кромсает мое сердце в течение стольких секунд, сколько мне требуется для того, чтобы понять, что означают его извинения. Его боль — моя боль. Моя… его. Каждая мышца на моем лице застывает, а зубы скрипят от силы, с которой я их сжимаю. Я не позволю пролиться влаге,
Она в третьей комнате справа. И она не одна. Какой-то голый темнокожий жирный ублюдок лежит рядом с ней. Она на кровати, в отключке, на ней только грязный топик. Все остальное выставлено напоказ. Ее рыжие волосы светлые у корней, а концы почти багровые от пота и жира. Она худая. Очень худая. Ее живот слишком плоский. В том месте, где живот должен выпирать как у беременной женщины, ничего нет. И я знаю. Знаю, что намеренно или нет, но она сделала это.
Всё кончено. Она умерла для меня. Она даже не дала ей шанс.
Все, что я хотел. Все, что я планировал для нас, сгорает дотла прямо на моих глазах.
Я достаю свой ствол из кобуры. Руки — такое чувство, что их целый миллион — хватают меня, и мои барабанные перепонки чуть не лопаются от многочисленных криков. Мои братья вытаскивают меня из комнаты, пока я сопротивляюсь изо всех сил и в то же самое время пытаюсь прицелиться, чтобы убить ее. Чего я никогда не сделаю.
Но кто-то должен заплатить за все это.
Кэп, должно быть, понимает мою потребность в мести, потому что он швыряет человека к моим ногам и ставит его передо мной на колени, произнося всего одно слово: «Дилер». Руки, удерживающие меня, исчезают, и я прыгаю вперед с пистолетом в руке.
Смерть от пули была бы слишком быстрой. Слишком безболезненной. Слишком легкой. Поэтому я, используя приклад пистолета, превращаю его лицо в месиво из плоти, крови и сломанных костей.
***
Я не жалею об убийстве дилера. Я жалею лишь о том, что той ночью не убил женщину, которая отняла жизнь у моего ребёнка.
Она всегда была слабой. Я знал это с первого дня нашей встречи. Но я все равно дал ей кое-что ценное, что она должна была вынашивать и оберегать. К тому же я дал ей свое доверие. Я поверил ей, когда она обещала завязать с наркотой и измениться в лучшую сторону.
Но точно так же, как Куколка, она лгала, чёрт бы её побрал, мне в лицо.
Я ударяю ногой всего один раз, дверь Дозера распахивается настежь и врезается в стену. У меня нет с собой пистолета, но у меня есть нож. Я вынимаю его из ножен и надвигаюсь на нее. Она лежит посреди кровати, ее рыжие волосы веером рассыпаны по подушке.
Я вдавливаю ее в матрас. Сажусь верхом на ее ноги, одной рукой удерживаю ее руки над головой, а другой рукой прижимаю лезвие к ее шее.
— Мав, остановись! — кричит она. Ее ясные сине-зеленые глаза наполнены ужасом.
— Ты, мать твою, поклялась, что не наркоманка, — я делаю акцент на каждом слове, загоняя лезвие глубже в ее кожу. — Ты сказала, что чиста. Но ты приняла дозу, когда ходила в туалет, а не наводила там гребаный порядок. Ты обманула нас. Обманула меня, — рычу я.
— Нет! Я не обманывала.
— Не могу, блин, поверить. Ты такая же, как она.
— Я не такая, — шепчет она. Потом уже громче. — Я не такая как Дана. Ты пьян и не…
— Она видела тебя!
— Кто?
— Лита видела, как ты нюхала кокс в туалете!
Она изо всех сил старается вырваться из моей хватки и зло выкрикивает:
— Посмотри на меня! — в требовательном голосе проступают нотки отчаяния. — Разве похоже, что я под кайфом? Я серьезно. Посмотри на меня и на этот раз увидь меня, а не ее.
— Я смотрю на тебя! — огрызаюсь я.
— Смотришь? Правда? Потому что я не обманывала тебя. Я устала от того, что ты смотришь на меня и видишь во мне ту, кем я не являюсь. Я не наркоманка, не обманщица и не твоя бывшая, — она поднимает голову вверх, и ее лицо оказывается в непосредственной близости от моего лица. Этим движением она усугубляет свое положение, нож еще глубже входит в ее шею и что-то внутри меня щелкает, когда я наблюдаю за каплями крови, скатывающимися по ее коже вниз.
Свет от дверного проема смешивается с лунным светом, освещая ее лицо и отражаясь в ее ясных глазах и не расширенных зрачках.
Когда все начинает идти под откос, я рассерженно выдаю:
— Лита сказала, что ты была единственной, кого она видела выходящей из туалета после этого.
— А она видела девушку, которая выходила, когда входила я, или нет? Ту, что вытирала чертов нос! — еще больше крови сочиться по ее шее вниз на белую простынь под ней. — Слезь с меня!
Я изучаю ее. Она спала, прежде чем я вошел. То, чего она бы точно не делала, если бы была под кайфом от кокса.
— Тогда почему ты нервничала? Почему бросила игру и ушла? Почему была в туалете так долго?
— Потому что я убиралась! Я думала, ты меня выгонишь за то, что блефую и прикарманиваю деньги парней!
Мои плечи никнут. Я медленно отвожу нож от ее горла.
— Ты не под кайфом?
— Нет, — шепчет она.
Я бросаю нож на кровать. Отпускаю ее запястья. Обеими руками я обхватываю ее лицо и впиваюсь в нее взглядом. Большими пальцами я провожу по ее скулам. Я не хотел верить в это, но я вижу искренность в ее глазах. Потом она зажмуривается, и ее боль разрывает меня надвое. Боль в моей груди вспыхивает белым пламенем.