Пылающий камень (ч. 2)
Шрифт:
Трое мужчин, ломая ветки, гнались за ними. Алан заслонил собой женщину и обернулся к преследователям лицом. Они были не выше его ростом, но их богатая одежда и властные манеры говорили, что это дети дворян, не привыкшие к отказам и сопротивлению. Алан поднял руку и возвысил голос — за то недолгое время, что он успел побыть лордом, он научился этому искусству. К тому же с ним были Горе и Ярость.
— Как вы осмелились напасть на эту святую женщину!
Эти ли слова остановили их или оскаленные зубы его гончих — кто знает. Но мужчины застыли на месте.
— Посмотри
Второй улыбался и в предвкушении схватки сжимал кулаки. Он огляделся и выбрал себе подходящую палку, дважды ударил по земле, проверяя ее прочность, и приготовился к драке.
Зная, что на его стороне гончие, Алан нисколько не боялся. Возможно, эти молодые лорды справятся с собаками, изобьют его, изувечат, но в любом случае это будет куда меньшим преступлением, чем то, что они задумали против нее.
— Что же вы за люди, если задумали совершить подобное со святой женщиной, обещанной Церкви…
— А потом утешиться со шлюхами! — выкрикнул один. Он вытащил нож и теперь поигрывал им, демонстрируя мастерство. — Убирайся, «лев». Ты не имеешь права мешать нам. А я не хочу связываться с твоими собаками. Если она твоя подружка, я заплачу тебе выкуп, но нет такой потаскушки, которая бы осмелилась мне отказать, а потом уйти подобру-поздорову. Да меня засмеют! Стыдно будет друзьям в глаза смотреть!
— А перед Господом тебе не будет стыдно? — спросил Алан тихо и яростно. — Кто вы такие, чтобы считать свою гордыню выше чести женщины? Что вы перед ее самопожертвованием? Она отринула роскошь и привилегии, чтобы служить бедным, которые такие же создания Божьи, как и вы. А чем пожертвовали вы? Вы и шагу не ступите без помощи слуг, словно Господь создал этот мир для вашего удовольствия. Вы не можете даже вздоха сделать, не любуясь собой. Вы — пустые скорлупки, и, прежде чем сделаете последний шаг в преисподнюю, вы поймете, что ваше существование на земле ничем не лучше трупного разложения, потому что желания и похоть пожрали вас заживо, не оставив ничего человеческого. — Почему-то все трое отпрянули, а когда Алан шагнул к ним, они встали на колени. — Блаженный Дайсан учил нас, что добро изначально присуще человеку как творению Господа, а зло идет от врага рода человеческого. Кому вы служите? Решайте прямо сейчас.
Алана трясло от ярости. Ему даже не пришло в голову, почему они послушали его. И когда, рыдая и дрожа, они поднялись и стали просить прощения, он не нашелся, что ответить. В конце концов они, опираясь друг на друга и всхлипывая, пошли к лагерю.
— Милорд.
Он совсем забыл про нее, охваченный яростью. Женщина стояла на коленях, простоволосая, в перепачканной одежде, исхудавшая, с тем же взглядом беспомощного котенка, которому нужно убежище.
— Леди Хатумод. — Алан протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но она испуганно отпрянула — то ли от него самого, то ли от собак. — Вы не ранены?
— Только
— Вам не следует оставаться тут. Где вы живете? Кто вас содержит? Ведь не…
— Нет, милорд, — смущенно пролепетала леди Хатумод. Она стояла перед ним босиком, и ноги у нее кровоточили.
— Прошу вас, простите меня. Конечно же нет. Но на что вы живете? Я видел вас несколько дней назад и сегодня ночью — вы приносили воду нищим. На что вы живете?
Алан знал, что она не в состоянии себя прокормить. Да и чем могла заняться дворянка вне стен монастыря или родительского дома, если, конечно, не отправлялась на войну вместе со своими братьями?
— Меня приняли проститутки, милорд. У них нет священника или клирика, который молился бы о них, благословлял или отпускал грехи. Они с радостью приняли хорошую новость. Ведь то, что блаженный Дайсан принял на себя все наши грехи и принес на землю жизнь вечную, — хорошая новость? Разве не радостно для них, всю жизнь живущих во грехе, узнать, что и они получат прощение? Ведь все мы должны страдать, прежде чем обретем покой, верно, милорд?
— Прошу вас, — попросил Алан, — не называйте меня этим титулом.
Она опустила глаза.
— Вы не можете путешествовать с армией, леди Хатумод. Это неправильно. Скоро мы приедем в монастырь, и я уверен, что они с удовольствием примут молодую образованную женщину благородного происхождения.
— Господь милосерден, милорд. — Леди Хатумод схватила его за руку. — Не заставляйте меня покидать вас.
Неужели она влюблена в него так же безнадежно, как он был влюблен в Таллию? Или она всего лишь цепляется за единственное знакомое ей существо в странном мире, с которым она никогда не сталкивалась вблизи, живя жизнью благородной дамы? Так или иначе, он был тронут.
Алан помог леди Хатумод подняться и повел ее в лагерь. Она показала палатку, в которой обитала. Им пришлось подождать несколько минут, прежде чем полог откинулся и наружу вышел один из «львов» третьей когорты. Он спокойно оправил форму, нисколько не смущаясь присутствием посторонних. Алан едва знал его, но тот поздоровался с ним как со старым знакомым, а потом пошел прочь, насвистывая на ходу. Проститутка глотнула сидра и пригласила Алана войти.
Никто не назвал бы эту женщину красивой, и вела она себя как торговка на базаре, старающаяся показать товар лицом: зазывно улыбалась, поводила плечами, сверкала коленками.
Неужели его мать вела себя так же? Генрих говорил, что она была красива. Зависит ли красота от невинности и чистоты или это всего лишь случайный набор черт лица?
— Я только что спас сестру Хатумод от изнасилования, — сказал Алан, обращаясь к проститутке. — Они пытались затащить ее в кусты…
— Это наверняка лорд Дитрих, — отозвалась проститутка оглядывая леди Хатумод и осматривая ее синяки и ссадины. Хатумод стояла, понурив голову. Ей было стыдно, она чувствовала себя униженной. — Он уже переспал со всеми женщинами и теперь ищет кого-нибудь новенького.