Пылающий мир
Шрифт:
Я слышу, скольких усилий требует эта твёрдость в голосе.
— Это просто… вопросы. Я не знаю, что случилось на самом деле, — её глаза опять начинают слезиться, и она отворачивается к окну, чтобы это скрыть. — Не было ни записки… ни прощания. Мы думали, что она знает, что может случиться, если уйти ночью в одиночку, но вдруг она была очень наивной? Что если она считала, что сможет приехать в Детройт, присоединиться к Восстановителям, прожить жизнь, которую она всегда… — её голос надламывается, и секунду она сидит молча. — Думаю, это неважно.
Я сомневаюсь, что она всё ещё говорит со мной. Может, она говорит с облаками, этими неуловимыми перистыми прядями, которые даже отсюда кажутся далёкими. Внезапно она начинает смеяться.
— Может, она до сих пор там! — из её горла едва вырывается мрачный звук наигранной лёгкости. — Мы нашли только платье и кое-что… кое-что от неё. Насколько я знаю, она может бродить по стране в компании других зомбимамочек.
Она одаривает меня улыбкой, которая означает, что Джули шутит, но это выглядит совсем неубедительно.
— Это же так работает? Иногда они годами гниют? Я двусмысленно киваю.
Она не ошибается. Я тому доказательство. Но надежда, которую я вижу в её глазах, выглядит слишком отчаянной, несмотря на попытки это скрыть. Слишком большое желание. Опасно ей подыгрывать.
Она отворачивается к окну.
— Я знаю, — бормочет она, будто прочитав мои мысли. — Я знаю, это глупо. Просто я думаю об этом, — кажется, облака уплывают от нас, растворяясь в голубом пейзаже. — В последнее время я особенно часто по ней скучаю.
Мой ответ должен быть деликатным, но слова — довольно грубый инструмент, способный сломать то, что нужно отремонтировать. Поэтому я держу язык за зубами. Я кладу ладонь ей на спину и так и сижу. Под мягкий гул двигателей и воздуха проходят минуты. Я чувствую, как её дыхание становится медленным, мышцы расслабляются. Она засыпает.
* * *
Не представляю, сколько сейчас времени, но после всего пережитого нами это вряд ли имеет значение. Долг сна требует оплаты. Кажется, даже Эйбрам дремлет, зарывшись в кресло и включив автопилот. Я чувствую усталость так же, как и все, но мой мозг ещё не нашёл своего выключателя. Я брожу среди спящих как упырь по кладбищу.
М слабо кивает мне, когда я прохожу мимо. Сейчас он выглядит ещё бледнее, чем когда был Совсем Мёртвым — кажется, его укачало. Нора развалилась в соседнем кресле, храпя как оголодавшая без сна женщина. Я стараюсь не завидовать.
Я открываю дверь в туалет в хвосте самолёта и смотрю на остатки своей семьи. Два юных трупа связаны ремнями. Алекс сидит на унитазе. Ноги Джоанны свисают с раковины. Они смотрят на меня огромными печальными глазами, как запертые в клетке щенки, которые не понимают, что натворили. Я не могу это выдержать.
— Оставайтесь
— Обещаете, что останетесь? Они кивают.
— Скажите словами. Пообещайте. Они кивают.
Я помню, как наблюдал за ними, пока они смеялись и играли как настоящие дети — это был тот золотой час, когда разбудить Мёртвых можно было улыбкой и красивыми картинками. Я помню, как тогда из их ртов вылетали длинные предложения.
«Это наш друг», — сказала Джоанна, знакомя меня с одним из ребятишек аэропорта. Я встречался с ним сто раз и сто раз забывал этого мальчика, угольная кожа которого начала коричневеть.
«Он ещё не помнит, как его зовут, но он уходит, чтобы вспомнить».
Я посчитал количество слогов в этих предложениях и сказал Джоанне, что это её новый рекорд. Я помню это, потому что она больше этот рекорд не побила.
— Голодная, — говорит она, щёлкая зубами. Я захлопываю дверь.
* * *
Эйбрам чувствует, что я стою в дверях кабины, и просыпается. Его лицо — лицо Перри — отражается в грязном зеркале, и я вспоминаю Перри в белой униформе пилота, заляпанной кровью, и самолёт, мчащийся к земле.
«Это же не твои воспоминания, так ведь?» — спрашиваю я у него будто в сне, хотя это совсем не сон.
«Нет, — отвечает он. — Это твои».
— Чего надо? — шепчет Эйбрам, возвращая меня из прошлого к настоящему. Второй пилот Эйбрама спит у окна, по её подбородку течёт слюна.
— Куда…
— Тише, — шипит он, показывая пальцем на Спраут.
— Прости, — говорю я с той же громкостью. Он скептически смотрит на меня.
— Прости, — едва слышно шепчу я.
— Господи, — вздыхает он. — Ты точно тупой, как зомби. Он переключает внимание на дочь.
— Она не спала два дня. Иногда она очень долго не спит и начинает плакать, как будто ей больно от усталости, но всё равно не засыпает. Не знаю… — он качает головой и снова смотрит на меня. — Так, что ты хотел?
— Куда мы летим?
Он снова поворачивается к ветровому стеклу, к бесконечному пространству синего и белого.
— В Канаду.
— Почему в Канаду?
— Они заразились позже нас. Наверняка, у них ещё есть мясо на костях.
Я киваю. С логикой не поспоришь, но всё-таки мне что-то не нравится. Я думал, что мы ищем запятнанные обломки Америки, чтобы каким-то образом освободить их, не бросить гнить. Конечно, политические линии мира размыло дождём, но пересечение границы похоже на дезертирство.
— Однажды я видела канадские кости, — говорит Джули, и я выглядываю из кабины. Она всё ещё сидит на своём месте, слегка приоткрыв глаза. — Они не выглядели такими уж мясистыми, а это было почти восемь лет назад.