Пылающий мир
Шрифт:
— Что-то среднее между гражданским и военным… Последняя модель… Наверное, похож на С-17… - он бросает взгляд в сторону Джули. — Я смогу вести, если он летает, но это очень большое «если». Здесь всё поломано и выпотрошено.
— Он работает, — говорю я.
— В ангаре Island Air есть топливо, — говорит М, потом прикрывает рот ладонью и шепчет Норе:
— Я его нюхал. Нора улыбается.
— Крепкая штука?
— Ещё какая.
Эйбрам смотрит, как Мёртвые спотыкаются о трупы на асфальте. Смотрит на два новых трупа в вертолёте, одетых в такие же бежевые куртки,
— Нужно провести предполётную проверку, — говорит он, стараясь сохранять нейтральную интонацию. — Но не очень-то надейтесь.
* * *
Пока Эйбрам проверяет жизненно важные части самолёта, М провожает меня к своему секретному тайнику: под брезентом спрятана пирамида из бочек с топливом, хотя я сомневаюсь, что именно брезент сохранил его сокровище. В целом постапокалиптическое отчаяние почти не затронуло аэропорт. Здесь сохранились солнечные батареи, автомобили на ходу и самолёт, который, может быть, летает. Я подозреваю, что все эти годы грабителей сдерживали я и мои мёртвые приятели, собравшиеся здесь в большом количестве. Тысячи охранников работали круглосуточно — с перерывами на обед.
Мы загружаем столько бочек, сколько может поместиться в багажный погрузчик, и везём к самолёту. Эйбрам сидит на крыле, проверяя закрылки, и мы несколько минут наблюдаем за ним, пока он нас не замечает.
— Стабилизированное? — очевидно, что он хватается за соломинку. Мир десятилетиями готовился к апокалипсису, сохранение топлива было в приоритете. Найти скоропорт так же сложно, как китовый жир. М тычет рукой в этикетку на бочке: часы, окруженные стрелкой.
— Сколько ещё осталось? — спрашивает Эйбрам. М пожимает плечами.
— Много.
Эйбрам смотрит на бочки. Он открывает рот, но не может придумать отговорку и вздыхает.
— Привезите их. Нам понадобится каждая капля.
Открывается дверь аварийного выхода, и на крыло выходит Джули.
— Значит, всё работает? Он полетит?
— Это 2035-я модель, — устало отвечает Эйбрам. — Одна из последних, вышедших на авиалинии. Похоже, самое важное осталось в целости, — он вытирает пот со лба. — Мне нужно немного времени, но думаю, я сумею поднять его в воздух.
Я не видел у Джули такого взгляда с того дня на крыше Стадиона, когда она увидела, что труп, который поцеловала, оказался живым. Тогда как минимум одна вещь в мрачном мире могла измениться. Она ничего не говорит, просто стоит на крыле, а я купаюсь в её ослепительной улыбке. Когда солнце золотит кожу и ветер развевает ей волосы, шрамы и синяки на её лице на мгновение исчезают.
— Я могу поднять его в воздух, — предупреждает Эйбрам, — но не знаю, сколько мы там продержимся.
Джули не говорит ни слова. Она разворачивается, уходит обратно в самолёт и захлопывает дверь, продолжая улыбаться.
— Мне нужно около трёх часов, — говорит он нам с М, и мы отходим от гипнотического эффекта счастья Джули. — Примерно столько
— Чем мы можем помочь? — спрашиваю я. Радостное волнение Джули и страх Эйбрама смешиваются внутри меня, как несовместимые лекарства.
— Мы собираемся отправить в путешествие через всю страну самого жирного летающего кабана в мире, — говорит он. — Нужно сбросить побольше веса.
М смотрит на своё большое пузо.
— Я… пойду за бочками.
— Убрать всё с кресел? — спрашиваю я, когда М неуклюже уходит прочь.
— Если есть время. Но ты можешь начать выносить дерьмо из кабины, — наконец, он отрывает взгляд от панели и переключает внимание на меня. — Значит, ты был зомби. И жил в этом самолёте.
Я киваю.
— Что зомби делают с книгами и с кисточками для рисования? Я опускаю глаза.
— Ничего не делают. Просто не хотят забыть.
— Что забыть?
— О существовании чего-то большего. Он равнодушно смотрит на меня.
— И, может быть, оно вернётся снова.
Он не отвечает и вообще никак не реагирует. Просто отворачивается и возобновляет работу. Я возвращаюсь в самолёт и принимаюсь за уборку.
* * *
Я никогда не объяснял Джули, что для меня значит весь этот хлам, и она никогда не спрашивала. Но, когда я выталкиваю кучи барахла из аварийных выходов и смотрю, как мусор ударяется об асфальт и разбивается вдребезги, она не помогает мне, а наблюдает издалека, как будто боится влезть во что-то личное.
— Это был якорь, — говорю я, выбрасывая охапку снежных шаров и наблюдая, как они лопаются, словно большие дождевые капли. — Который помогал мне держаться за старый мир.
Я поднимаю тяжёлую коробку с комиксами — с них я начал вспоминать, как читаются слова — и останавливаюсь, чтобы изучить обложку верхней книги.
Отважная группа выживших окружена толпой небрежно нарисованных зомби, отличающихся от людей только своими ранами. Тысячи людей с их семьями и историями превратились в сюжеты драм с несколькими привлекательными персонажами. Я бросаю коробку и смотрю, как трепещут страницы, как комиксы смешиваются с газетами и модными журналами, мускулистыми мужчинами и тощими как скелеты женщинами, монстрами, героями и полными отчаяния заголовками.
— Мне больше это не нужно.
Джули подходит ко мне. Поворачивает к себе моё лицо и целует. Потом пинает старый монитор и кричит: «Уух!», когда он взрывается с весёлым «чпок».
* * *
Нора предлагает нам помочь, но я вежливо отказываюсь. Уборка моего бывшего дома — очень эмоциональный процесс, и Джули — единственная, кому я доверяю свой хлам, поскольку она относится к нему с уважением. Нора пожимает плечами и уводит Спраут на улицу наблюдать за отцом, пока мы копаемся в моих суррогатных воспоминаниях, заменяющих отсутствующее прошлое.