Шрифт:
Караффа отвлек меня от более значительной партии, которую я разыгрывал с самого начала.
Звезда Коэле закатилась.
В Англию. Чтобы иметь дело с четырьмя невежественными и дурно одетыми дворянами.
В Англию. Операция «Благодеяние» уже не моя.
Мне кажется, я могу и не вернуться. Возможно, я так никогда и не попаду в Лондон. Где-нибудь по дороге, вдали от любопытных глаз, я случайно наткнусь на лезвие наемного убийцы. Мое время истекло. Тайны, накопившиеся за тридцать лет, испугают любого, намеренного начать новую главу в истории борьбы за абсолютную власть в Риме. Есть молодые, ни о чем не подозревающие фанатики: гислиеры, [98] доминиканцы. Есть еще и иезуиты. Места для всех уже не хватает. Пора помахать на прощание рукой.
98
Гислиеры —
Я устал. Я напуган и изможден. Багаж готов, но я смотрю на него, словно он не мой. Несколько тряпок, унаследованных от жизни, которая заканчивается без излишнего шума. Эта мысль уже преследовала меня некоторое время, но я не думал, что все произойдет так быстро, а сердце будет буквально разрываться от столь банальных чувств. Не так к этому готовятся.
Хотелось бы оставить кому-нибудь эти страницы, свидетельствующие обо всем свершившемся. Но зачем? И кому?
Мы пробираемся по лабиринтам истории. Мы тени, о которых не упоминают хронисты. Нас попросту не существует.
Я пишу для себя. Исключительно для себя. Себе самому я посвящаю и оставляю этот дневник.
Дневник Q
Лондон, 23 июня 1550 года
Дни, заполненные дождем и переговорами. Тупые английские аристократы, плетущие интриги при свете дня, совершенно не способны к дипломатии. Они умеют владеть мечом, который здесь носят все, выставив на всеобщее обозрение. И больше ничего. Все решится лишь в смертельной схватке, а победит тот, кто наберет более многочисленную армию.
Три претендента, три партии. Совершенно невероятная расстановка сил.
Эдуард, маленький мальчик с короной на голове, выбравший своим учителем ни больше ни меньше как самого Мартина Буцера, величайшего лютеранского теолога. Мария, дочь Генриха VIII от первого брака с Екатериной Арагонской и, таким образом, наполовину испанка — предайнейшая подданная папы. Есть еще и молодая Елизавета, рожденная на крови [99] своей матери Анны Болейн, которая, как видно по всему, в восторге от схизматического пути, избранного отцом.
99
Имеется в виду казнь Анны Болейн Генрихом VIII.
Семьи, поддерживающие католичку Марию, весьма благожелательно отнеслись бы к возвращению в страну Реджинальда Пола, как паладина католицизма, и уже нашлись те, кто готовит для него Кентерберийский престол. [100] В течение многих веков эти аристократы развлекались, по очереди полностью вырезая друг друга в клановых войнах, больше напоминающих варварские сражения кельтов, чем искусство политики.
Здесь хуже, чем в ссылке. Никаких новостей из Италии.
Нож наемного убийцы так и не нашел меня. Караффа дал мне еще немного времени. Или, возможно, все это — часть его Плана.
100
Намек на должность епископа Кентерберийского, до реформы Генриха VIII — главы английской католической церкви.
Решения, принятые стоиками, [101] меня не касаются. Меня уже ничто не может разочаровать. Как не о чем и сожалеть.
Здесь постоянно идет дождь. Все время идет дождь. Остров, где нет времен года и все дни как две капли воды похожи один на другой.
Я умру где-нибудь в другом месте.
Лондон, 18 августа 1550 года
Моя миссия исчерпана. С моей точки зрения, здесь нет и не будет никакой стабильности: я возвращаюсь с массой обещаний и полной уверенностью в том, что английским дворянам абсолютно нельзя доверять. Мария не только видит в нас курицу, несущую золотые яйца: я встречал у нее и испанских советников. У Карла V есть сын, которого можно вновь женить, хотя он по крайней мере на десять лет моложе Марии. Если Караффа желает возвращения Пола на родину, он должен понимать,
101
Вероятно, имеются в виду попытки реформировать и упростить обряды англиканской церкви, предпринятые при Эдуарде VI (1547–1553) и его дяде и опекуне герцоге Сомерсетском.
Совершенная незаинтересованность в этих событиях помешала мне писать отчеты, которые я прежде регулярно отсылал в Рим, а теперь, когда пришло время отъезда, понимаю, что не слишком спешу вернуться.
Я хочу получить какое-то время, чтобы вновь пройти собственный путь. Понять, что вот-вот должно случиться.
ГЛАВА 33
Феррара, 2 сентября 1550 года
— Эрудиты, художники, поэты, книгопечатники. А также секретари благородных господ, преподаватели университетов, низшее духовенство. Существует целый мир, мир в подполье, вступивший в конфликт с церковью. Мир, существующий в перпендикулярной плоскости, проходящей через важнейшие точки, куда входят видные фигуры, занимающие значительные посты при дворах, распространители идей и советники правителей. Все недовольные усилением власти инквизиции и кардиналов из числа непримиримых. Нет города, где не было бы своего кружка, объединяющего откровенно недовольных, и где не понимали бы того, что удушающая петля затягивается. Это вальдесианцы [102] Неаполя, скрытые кальвинисты во Флоренции, друзья Пола в Падуе, венецианские сторонники реформации. А есть еще Милан, Феррара… Правители, подобные Козимо де Медичи и Эрколе II д'Эсте, используют эти брожения духа и этих деятелей как барьер, чтобы держать инквизицию подальше от своих границ, но в то же время сами вынуждены открыть в своей политике эру либерализма и веротерпимости. Древняя власть знатных семейств может оказаться очень полезной для сдерживания наступления новой власти — инквизиции. Эти аристократические семейства воспринимают вмешательство Рима как глаз любопытного, нахально заглядывающий к ним в дом, как нежелательное вмешательство, ограничивающее их власть. Заметив рост народного недовольства привилегиями духовенства и церковной иерархией, они наверняка решат направить его против трибуналов «Святой службы».
102
Вальдесианцы — последователи испанца Хуана де Вальдеса, чье учение носило следы влияния и лютеранства, и кальвинизма, и эразмианства, и испанской мистики. Его кружок в Неаполе посещали многие выдающиеся гуманисты, в том числе аристократы и духовные лица.
Главная задача для нас, баптистов, и состоит в том, чтобы преодолеть уже ставшую хронической нерешительность этих кружков, буквально подогнать их палками, заставить выйти на свет Божий, пока не стало поздно.
Но существует еще и народное недовольство, распространяющееся не только в деревнях, но и повсюду вокруг. Инстинктивное, естественное отвращение к чрезмерной власти духовенства, вытекающее из ужасающих условий, в которых живет народ. Построить мост между евангелическим духом плебеев и их недовольством — нелегкая задача, которую мы и должны выполнить.
Это не обязательно будет происходить при свете дня, скорее нам придется действовать с удвоенными мерами предосторожности, скрывая наши намерения и нашу веру. Наш собор и послужит для того, чтобы уже в ближайшем будущем обеспечить единство всех общин, разбросанных по полуострову. Он состоится в Венеции в октябре и будет подпольным. Меня там не будет.
— Как?! Ты единственный, кто может объединить все братства! Ты авторитет для всех…
— За меня будет говорить документ, который я доверю тебе. Если я действительно являюсь единственным представителем духовной власти, мне лучше остаться в тени. Чтобы Тициана не знали в лицо, но почувствовали силу его слов.
Манельфи почтительно опускает взгляд и разглаживает бумагу на столе. Заметки, сделанные мелким почерком. Они станут голосом Тициана на совете итальянских анабаптистов.
Дневник Q
Антверпен, 3 сентября 1550 года
Лодевик де Шалидекер, он же Элоизий Пруйстинк, он же просто Элои.
По профессии кровельщик.
Подозреваемый в распространении еретических книг, в отрицании существования Бога, в отрицании первородного греха, в утверждении совершенства мужчин и женщин, в осуществлении кровосмешения и во внебрачном сожительстве.