Шрифт:
— Три года?
— Чтобы выиграть время. Чем позже будут обналичены наши векселя, тем лучше для нас. Потому что в течение этих трех лет ты будешь разъезжать по своим делам с векселями, доказывающими, что у тебя имеются кое-какие сбережения в сейфах Фуггера, но одновременно начнешь пускать в обращение и фальшивые векселя, которыми снабжу тебя я. На все эти векселя, и фальшивые и настоящие, мы будем закупать товары на самых разных рынках, а потом обращать их в звонкую монету. Часть ее мы вновь положим в банк. Это нужно для поддержания отношений с агентством и подтверждения того, что наша коммерческая деятельность относительно процветает. Все
— Почему ты уверен, что нас не раскроют сразу?
— Это моя работа. Вопрос лишь в сбалансированности платежей с векселями, отражающими, сколько денег реально лежит в банке, и выплатах, сделанных фальшивыми бумагами. Основную часть фальшивок мы пустим в обращение на периферийных рынках. Таким образом мы выиграем время, а Фуггеру будет труднее нас обнаружить.
— Сколько времени продлится игра, если нас не исключат из нее в самом начале?
— По моим подсчетам, если мы будем соблюдать осторожность, размещая фальшивые векселя на разных рынках, потребуется не менее пяти лет, чтобы раскрыть нас. Да и в любом случае, именно столько времени нам нужно, чтобы обеспечить себе старость. По сто тысяч флоринов на брата. Хорошо звучит, господа?
Повисает абсолютная тишина, кажется, даже плеск волн о корму корабля прекращается.
Я смотрю на Элои:
— Твоя роль?
Глаза друга сияют, но отвечает Гоц:
— В этом предприятии он будет твоим компаньоном, или соучастником. — Взрыв кашля. — Последнее предупреждение: в таком деле нельзя пренебрегать даже мелочами — вам придется привыкать пользоваться фальшивыми именами.
Пока Элои лопается от смеха, я отвечаю:
— Никаких проблем.
Я вслушиваюсь в эхо наших шагов, когда мы идем от корабля вдоль пристани. Гоц фон Полниц, маг числа, попрощался с нами, назначив нам свидание на послезавтра.
Мы шагаем, погруженные в одни и те же мысли; скорее всего, Элои ждет от меня возражений.
— Есть одно обстоятельство, которое не дает мне покоя.
Он кивает:
— Я знаю, о чем ты думаешь. Зачем мы нужны ему? Почему бы ему не проделать все это в одиночестве или не обратиться к людям, занимающимся торговлей?
— В самую точку.
Он понимает, что уже бесполезно играть в молчанку — с этого момента мы стали соучастниками.
— По тем же причинам, по которым он не может показаться в Антверпене. Полниц — вымышленное имя. Ты только что познакомился с человеком, который вот уже три года как мертв.
— Что же это за бестия?
Элои улыбается:
— Тот, кому Фуггер обязан своим господством в Антверпене. Его лучший агент — Лазарь Тухер.
Мои глаза вылезают из орбит. Элои усмехается, приставив ко рту указательный палец:
— Шшш. После того как он покончил со стариком Хохштеттером и вымостил дорогу для торжественного вступления Антона Фуггера в Антверпен, его заслуги принесли ему пост главы филиала агентства в Кельне. Но в тридцать пятом, когда Фуггер решил снарядить экспедицию за золотом из шахт Нового Света, руководство столь важной операцией было доверено усердному Лазарю. Буря у португальского побережья отправила на дно весь флот, только что отошедший от берега. Это подтвердит любой моряк в порту — самая большая неудача Антона с тех пор, как он стал главой семейного предприятия. Но никому не известно, что один корабль спасся — флагман, на котором находились все деньги, предназначенные для финансирования добычи полезных ископаемых
— А Тухер был на этом корабле…
Финал представить нетрудно, но Элои не из тех, кто бросает рассказывать историю посередине:
— Он направился в Ирландию, а оттуда — в Англию, где скрывался в течение трех лет, проворачивая дела с друзьями Генриха VIII.
— А теперь решил запустить руку в кассу своих бывших хозяев.
— В самую точку.
Мы шагаем по узкой улочке, протянувшейся вдоль эстуария. Колокольни Антверпена возвышаются в дымке на горизонте. Чайки с высоты высматривают что-то в воде, аист неподвижно изучает нас из гнезда на флюгере выброшенной на мель прогнившей развалюхи.
Элои потупил взгляд, обдумывая, что стоит рассказать мне.
Неожиданно он останавливается:
— Это не только ловкое мошенничество.
Еще несколько шагов, я жду, что он намерен мне выложить.
— Дело не только в деньгах.
— А в чем же еще?
— В доверии. Как, по-твоему, отреагируют торговцы, когда обнаружат, что фальшивые векселя Фуггера ходят по всей Европе?
— Мне кажется, они больше не захотят принимать ни единой бумажонки с подписью Антона Фуггера.
— Вот именно. Что такое банкир без доверия и без кредита? Он похож на капитана без корабля. Если люди прекратят считать его подпись достаточной гарантией, так как она может оказаться поддельной, с ним покончено, он мертвец. Помнишь историю старого Хохштеттера? Именно так его и уничтожили! Лишили доверия. Из банков начнут изымать сбережения. Недоверие — эпидемия, распространяющаяся практически мгновенно: кто захочет иметь дело с банкиром, который теряет клиентов вместо того, чтобы приобретать их?
— Так ты утверждаешь, что Тухер хочет сделать Фуггера из Аугсбурга облапошенным мошенником?
Он качает головой:
— Его интересуют деньги. И меня тоже. Но, если действительно удастся подорвать доверие к Фуггеру, тот рухнет лет через пять.
Сердце бьется отчаянно, нервы натянуты.
— А вместе с ним и Фердинанд, Карл V, папа, немецкие князья. Все, привязанные к мошне Антона Хитрого.
Я тихонько бормочу, словно меня посетило видение:
— И вместе с ним половина дворов Европы.
Элои тоже понижает голос, хотя поблизости никого не видно:
— «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали».
ГЛАВА 43
Антверпен, 2 июня 1538 года
— Он видел груз?
— Да.
— Корабли?
— Да.
— Он не выдвинул каких-либо возражений?
— Задал несколько вопросов по поводу маршрута, по которому мы собираемся следовать.
Лазарь Тухер, воскресший, Гоц фон Полниц, маг числа, с самым разочарованным видом качает головой:
— Должно быть, они считают себя всемогущими. Настолько уверены в собственной силе, что и представить себе не могут, что кто-то попытается надуть их. Ну и мудаки!
— Ладно, но это, без сомнения, играет нам на руку, так ведь?
Гоц игнорирует вопрос, следуя нити собственных рассуждений:
— Он согласился на пятьдесят тысяч флоринов?
— Глазом не моргнув. Он потребовал от нас положить к ним в банк три тысячи в качестве гарантии, которую вернут нам после первой экспедиции. Я все сделал, как ты сказал, — вручил ему эту сумму, не делая из этого истории, а он решил, что в нашем распоряжении достаточно денег.