Шрифт:
— Puttana miseria, [55] а ты драчун, дружище! Помню, однажды во Флоренции…
Опоринус вмешивается с воистину отеческой заботой: ему прекрасно известно, что, если уж Перна заговорил об Италии, его не остановить:
— Мужайтесь, мессир Пьетро, перейдем к делу. Эти господа ждали меня, а вы проскочили перед ними. Что вас интересует?
Итальянец по-прежнему еще немного снует между столами и полками, хватая книгу на каждом шагу:
— Эта — нет, эта — нет, эта… тоже не пойдет. Эту! — Он стучит по обложке тыльной стороной руки. — Дайте мне двадцать копий этой и сотню Везалия.
55
Итальянское
В это время колокольный звон напоминает мне, что уже слишком поздно. Я киваю Опоринусу, что еще вернусь, и направляюсь к выходу.
— Нет, подождите. — Визгливый голос Перны и его шаги уже раздаются позади меня. Словно мы и не говорили только что. — Я это вам, подождите. Опоринус должен был дать тебе взглянуть… Третий том сочинений Рабле переведен и стоит в очереди на печать, да? Потом Мигель Сервет, вы, скорее всего, прочли его трактат против Троицы… Да, вас не очень задело то, что я говорил о вере, а?
Он догоняет меня после того, как преследовал где-то с полмили, вытирая носовым платком весь свой широкий лоб:
— Но до чего же вы обидчивы, дружище! Должно быть, у вас, северян, отсутствует чувство юмора?
— Должно быть, — отвечаю я, стараясь подальше отодвинуться от его потной руки, — и вы должны простить меня за тот удар. Но, как вам, должно быть, известно, северяне не любят, когда распускают руки, если не собираются драться.
Итальянец пытается восстановить дыхание после столь длительной пробежки, одновременно стараясь не отставать от моего быстрого шага.
— Мне рассказывали, что вы довольно богаты, что вы повидали столько, что невозможно даже представить, что вы анабаптист и что вы интересуетесь книготорговлей. По поводу анабаптизма, как я понимаю, мне кажется, так оно и есть. А как насчет всего остального?
— Скажем так, если бы и все остальное оказалось правдой, о чем бы вы стали со мной говорить?
— Я бы предложил вам вести со мной дела.
Я качаю головой:
— Последний человек, имевший со мной дело, был казнен несколько месяцев назад или около того. Забудьте об этом, мой вам совет!
Он настаивает, вцепившись той же потной рукой мне в плечо:
— Итальянцы не суеверны, дружище!
— Речь идет не о суеверии. Так происходило и происходит до сих пор: всех, кто имеет со мной дело, ждет страшный конец.
— Но вы-то живы! — кричит он раздражающе высоким голосом. — А мне всегда везет.
Он останавливается передо мной и отступает назад, разводя руками:
— По крайней мере, выслушайте, о чем идет речь! Это касается книги, о которой я упомянул в самом начале, «Благодеяние Христа». На-шу-мев-ша-я рукопись. Согласитесь, вещи, о которых там говорится, годятся лишь для того, чтобы ты заснул мертвецким сном, capito? Всякая чушь по поводу достаточности оправдания одной верой, но что важно — она написана кардиналами. Это означает скандал, capito? Скандал означает тысячи проданных экземпляров.
Я поднимаю меховой воротник куртки, чтобы защитить уши от ледяного ветра.
— Поговорите об этом с Опоринусом, ладно? Я уверен, этот вопрос его заинтересует.
— Опоринус вне игры, дружище. «Благодеяние Христа» — книга, которая будет представлять интерес исключительно в Италии. Такую книгу не опубликуешь в Базеле.
— И где ее печатают?
— В Венеции. Она там действительно печаталась. Но ее вот-вот
— О Венеции мне известно не слишком много. Кто-то рассказывал мне, что там есть каналы, как и в Амстердаме.
Мой непрошеный попутчик неожиданно замирает на месте, словно услышав что-то неприличное. Он вцепляется рукой в кольцо, торчащее из стены, — к таким привязывают лошадей — и медленно поворачивает ко мне голову:
— Вы утверждаете, что никогда не были в Венеции?
Он продолжает вызывающим тоном, так и не отпустив кольца:
— Но тогда все, что мне о вас наговорили, ложь. За исключением того, что вы анабаптист, capito? Но вы попросту не могли видеть невероятные вещи, если к ним не относится Венеция. И конечно же не слишком интересуетесь книготорговлей, если никогда не были в столице книгопечатания. И наконец, вы не так уж богаты, потому что в наши дни никто из имеющих деньги, которые можно потратить, не отказывается от путешествия в Италию.
Какое-то время я смотрю на него, по-прежнему не понимая, в какой момент этот нахальный и неуклюжий человечек стал мне чем-то симпатичен. В любом случае, с ним пора распрощаться, он и так уже завел меня довольно далеко от того места, где я должен сейчас находиться.
— Если вы хотите провести все утро, вцепившись в эту железяку, мне нет до этого ровно никакого дела. Но, что касается меня, я должен до полудня передать на почтовую станцию важное письмо.
Вид у него совершенно убитый.
— Идите, конечно же, дружище! Я уже прекрасно понял, что вы принимаете мое предложение. Вам не нужны никакие другие мотивы и оправдания — это ваш шанс увидеть Венецию.
ГЛАВА 2
Базель, Пепельная среда 1545 года
Я провел несколько неуверенных линий, пересекающих холмы за Франш-Конте, там, где она изгибается к Сене, следуя ее руслу, все более широкому и пологому, туда, где корабли поднимаются к Парижу и к морю. Потом — Ла-Манш и английское побережье. Месяц, возможно, чуть больше. Так они смогут бежать от войны, спастись от наемных армий немецких князей, армий вассалов императора, сосредоточенных на границе.
Письмо я отправил.
Письмо, адресованное призраку по имени Гоц фон Полниц, в Лондон.
Никто не говорил об этом открыто, но мы понимали, что конец уже близок. У нас было двести пятьдесят тысяч флоринов, отложенных в безопасном месте. И ощущение, что Фуггер начал что-то подозревать.
Гоц фон Полниц, единственный, кто всегда оставался в тени, вне подозрений, более того, умер несколько лет назад под именем Лазаря Тухера.
Именно ему я доверил судьбу самых дорогих мне людей — Катлин и Магды. К нему они должны были обратиться, как только начнутся неприятности. Судьба Лота — бежать быстрее полицейских ищеек, никогда не оглядываясь назад. [56]
56
Имеется в виду ветхозаветный миф о Лоте, по которому Бог спас единственного праведника из уничтоженных им Содома и Гоморры вместе с женой и дочерьми, строжайше запретив ему оглядываться. Жена Лота нарушила этот запрет и была обращена в соляной столб.