Шрифт:
Наш хозяин делает нам знак прекратить болтовню — он собирается произнести речь.
— Друзья мои, — голос вялый, тон примирительный, — я собрал вас всех сегодня, так как считаю, что всем нам будет необычайно полезен обмен мнениями по поводу события, которое вот-вот должно состояться. — Он повышает голос. — Вы вскоре услышите о созыве собора, в котором должен участвовать весь расколовшийся христианский мир, чтобы выработать статьи соглашения и обсудить возможности примирения между всеми группировками.
Он зачитывает проект соглашения перед всеми присутствующими. Перна зевает в углу, вцепившись в стул, слишком высокий для него — коротенькие ножки болтаются в воздухе.
Опоринус продолжает:
— В любом случае, не можем же мы просто наблюдать со стороны событие такой важности, оставаясь пассивными зрителями. Вполне вероятно, для привлечения к участию в соборе виднейших лютеранских теологов
58
Речь идет о Тридентском соборе (1545–1563), состоявшемся в итальянском городе Тренто (лат. — Tridentum), отсюда и его название.
— Уж не собираетесь ли вы пригласить всех нас на этот собор? — Тон полон иронии и недоверия — колкость звучит от человека, стоящего напротив Опоринуса.
Печатник качает головой:
— Я не об этом говорю. Но мы можем написать в Женеву Кальвину и его людям, что не желаем оставаться в стороне, что хотим сказать свое слово, хорошо бы что-нибудь напечатать, хотя бы один документ, который станет нашим письмом к католическим кардиналам. Мы должны черкнуть пару строк Сервету в Париж — он может написать что-нибудь для нас по такому случаю.
Из второго ряда встает бледный, тощий мужчина, у него французский акцент; Опоринус, должно быть, знакомил нас, но я не запомнил его имени.
— Вы ведь не верите, что Лютер, Меланхтон и Кальвин на самом деле собираются участвовать в этом соборе?
— А почему бы и нет? Раз уж кардиналы решили созвать собор, это значит, они обеспокоены распространением Реформации и согласны на компромисс, возможно даже, до некоторой степени согласны на переговоры…
Леру — вот как его зовут! — восклицает:
— Если Лютер явится на этот собор, ему оттуда не вернуться. Это же относится и ко всем остальным. Если они приблизятся к папистам на расстояние пушечного выстрела, тем не справиться с искушением. Они попросту схватят их и сожгут. Мы их слишком хорошо знаем…
Кивки, несколько гримас, Перна болтает ногами и лениво листает книги у себя на коленках.
За спиной француза поднимается Йорис, высокий и белокурый, размахивая белоснежной рукой:
— А я вам скажу, что, если Кальвину и Лютеру удастся наложить руки на кого-то из присутствующих, с ними обойдутся точно так же. Что для нас этот собор? Даже если он действительно состоится и если им когда-нибудь удастся добиться соглашения с Римом, это станет губительным для каждого, кто целиком и полностью не согласен с их доктринами. Что будет с Мигелем Серветом, с Лелио Социни, с Себастьяном Кастельоном? — Взгляд Опоринуса настойчиво обегает лица присутствующих. — Что будет со всеми нами, братья?
С самого крайнего места в конце ряда в дискуссию вмешивается проповедник из Базеля, Сере:
— Никакого соглашения не будет, Опоринус, потому что паписты никогда не откажутся от доктрины оправдания per opere, [59] а Лютеру и Кальвину обязательно выдвинут вопросы о власти антихриста-папы, индульгенциях, купле-продаже веры…
— Наверняка-то этого мы утверждать не можем, Сере. В Италии есть множество кардиналов, которые благосклонно смотрят на примирение с протестантами и высоко ценят лютеранскую теологию. Уже существуют и сочинения по этому поводу, возможно, и небольшие труды, но от этого не менее важные. Все вы читали «Благодеяние Христа». Говорят, его автор — священник, за спиной которого стоят итальянские писатели и ученые и даже один кардинал. Эти факты, братья, мы попросту не можем игнорировать. Возможно, на этом соборе появится реальная возможность воссоединения и радикальной реформы Римской церкви. Я повторяю, мы не должны оставлять инициативу только Кальвину и Лютеру. От этого зависит наша свобода. — Его взгляд бегает по разгоряченным лицам, пока не останавливается на лысине Перны. — Нам бы хотелось выслушать ваше мнение, господин Перна, вы лучше всех нас разбираетесь в итальянских реалиях.
59
Благодаря (добрым) делам (лат.).
Коротышка вытягивает свои крошечные ручки — он не ожидал, что его ввяжут в это дело, — чешет лоб и поднимается на ноги, но даже после этого не возвышается над головами остальной
Долгий вздох:
— Signori, я слышал много красивых слов, но никто так и не коснулся самой сути проблемы. — Все смотрят на него в изумлении, подавшись вперед, чтобы разобрать непривычный итальянский акцент. — Вы можете написать или выдвинуть на обсуждение самые выдающиеся теологические работы столетия, если от этого вам станет спокойнее, но вам никак не изменить реальности, а она такова, signori: судьбу этого собора решат не вопросы религиозных доктрин, а политические проблемы.
Повисает гробовое молчание, крошка Перна не признает полумер: мне кажется, он вот-вот лопнет, если не выскажет все, что думает.
— Если этот собор и состоится, это произойдет только из-за давления, оказываемого императором на папу. Габсбург хочет объединить католиков и протестантов, потому что империя ускользает у него из рук, а турок Сулейман — мужчина, который, как говорят, может удовлетворить двадцать женщин за одну ночь и которого почему-то никто не прозвал Великим [60] *, — доставляет ему серьезные проблемы. Карла не волнует, договорятся ли между собой теологи или нет, он хочет объединить всех христиан для сопротивления туркам и вернуть контроль над собственными границами. — Он кивает головой: — А теперь послушайте меня внимательно: там, в Риме, множество кардиналов, которым очень нравиться сжигать людей. Но не стоит думать, что эти святые люди умирают от желания поджарить Лютера, Кальвина, Буцера и всех присутствующих. Потому что, видите ли, пока эти еретики, как они их называют, продолжат маячить на горизонте, они могут преспокойно натравливать инквизицию на самых неудобных интеллектуалов, в первую очередь своих политических противников внутри католической церкви. С начала времен внешних врагов использовали для того, чтобы держать под угрозой внутренних. Опоринус совершенно прав, когда говорит, что существует партия кардиналов, благосклонно относящихся к диалогу с протестантами, и именно на них император делает ставку, стремясь реализовать свой проект. Но давайте посмотрим, кто собрался с другой стороны. — Перна считает, загибая жирные пальцы. — Так, у нас есть германские князья, которые повторят то, что скажут Лютер и Меланхтон. У них, именно для того, чтобы сохранить автономию от Рима и императора, нет никакого интереса посылать на конгресс своих теологов. Более того, если на соборе их сочтут отступниками, императору больше не придется кричать lese-majeste [61] и спокойно наблюдать, как он теряет свои немецкие княжества. Потом есть еще король Франции, а это значит — и все французские кардиналы: двадцать лет войны ярко свидетельствуют о ненависти Франциска I к Габсбургу. Значит, разве будут французские кардиналы голосовать за объединение христиан? Наконец, есть еще и римские кардиналы из инквизиции, которым по душе современная жесткая политика и которые напрочь отметают возможность диалога с протестантами.
60
Имеется в виду Сулейман I Законодатель (1520–1566), турецкий султан. Очевидный намек на то, что Карл V, прозванный Великим, отличался малым ростом, тщедушным телосложением и слабым здоровьем.
61
Оскорбление величества (фр.).
Перна переводит дыхание, лица присутствующих окаменели, словно в комнату вошел дрессированный медведь. Через миг итальянец снова бросается в атаку:
— Собор, signori, станет сведением счетов между правителями Европы. Пишите, сколько вам угодно, пишите свои теологические трактаты, но знайте, что ни вам, ни Кальвину, ни Лютеру не сыграть ведущих партий в этой игре. Если вы хотите выжить, вам придется выдумать что-нибудь новенькое.
— Мессир Пьетро, подождите!
Коротышка прекращает ковылять по грязи, поворачивается, видит меня и возвращается на середину улицы.
— Ах, это вы. Я думал… — Расстояние не позволяет мне расслышать конца фразы.
Теперь я пытаюсь держаться рядом с ним:
— Что вы имели в виду? Вы хотели сказать, что надо думать о чем-то другом?
Итальянец улыбается и качает головой:
— Идемте со мной. — Он тащит меня за руку к повороту, и мы углубляемся в переулок. Его нелепая прыгающая походка вызывает у меня совершенно нетактичную улыбку. Как ни странно, этот человечек всегда умудряется поднять мне настроение.