Шрифт:
Венеция. Торговцы, шлюхи и каналы, окаймленные фресками, церквами, особняками, стройками. Перна был прав: разительные контрасты и необыкновенные возможности чувствуются даже во влажном воздухе этих улиц.
Постель удобна — ногам нужен отдых. Отсюда недалеко до собора, но все время приходится карабкаться по мостам, пробираться по изогнутым улочкам. Первое, что надо сделать, — это достать лодку.
ГЛАВА 8
Венеция, 1 июня 1545 года
Пьетро
Маэстро дает указания одному из подмастерий, какой цвет надо использовать для завершения полотна.
— Мессир Перна еще не пришел? — спрашиваю у него из-за двери.
Кивком головы он приглашает меня войти. Холст на подрамнике действительно величествен: на нем изображена вся Венеция с высоты птичьего полета. Этот невероятный лабиринт из суши и воды, камня и дерева, где живет по меньшей мере пятьдесят тысяч человек разных рас и наций, с церквами, количество которых превышает сотню, семьюдесятью пятью монастырями и не менее чем восемью тысячами «веселых» домов.
Несколько мгновений я парю над городом.
Я поражен отсутствием стен и ворот, оборонительных башен и бастионов. Воды в лагуне вполне достаточно, чтобы охладить пыл самого яростного врага. Многие здания там и сям не ниже, а иногда даже выше крепостных стен, и я мог бы держать пари, что потребовались бы все краски с палитры живописца, чтобы передать оттенки мрамора, которым инкрустированы фасады.
С разрешения Гастальди я коротаю время, прохаживаясь между картинами, законченными и еще находящимися в процессе доработки.
На одном из полотен, значительно меньшем, чем предыдущее, изображен канал, заполненный судами: от весьма внушительной галеры с гребцами-неграми до самой простой лодки с одним веслом. На набережной, протянувшейся вдоль него, можно различить турка в весьма экстравагантном кафтане, и не меньше трех женщин, потому что они возвышаются над толпой благодаря высочайшим цокколи, [72] которые, я видел, тут носят. Они белокурые, насколько могут быть белокурыми здешние девушки, не блондинки от рождения, как в Германии, а из-за привычки выставлять на солнце волосы, омытые в эфирных маслах и в эссенциях, и распускать напомаженные пряди под странными широкополыми шляпами без тульи.
72
Цокколи — башмаки на деревянной подошве.
Сразу же за ним следуют еще два холста аналогичных размеров. Два незаконченных портрета: один — женщины, а второй — магистра. Женщина вся увешана побрякушками: невообразимые золотые подвески в ушах, как принято у женщин Венеции устраивать на собственном теле выставку из непомерного количества жемчугов и драгоценных камней. Магистр одет в тогу яркого цвета, которая, должно быть, указывает на его принадлежность к одной из слишком многочисленных фракций венецианского правительства.
От богохульств до драк, от иностранцев до ночной жизни: нет
Драгоценная ажурная рама с лепниной обрамляет довольно непонятную картину: перед нами открывается лагуна, загроможденная судами всех видов, среди которых выделяется одно, украшенное флагами и коврами, где какой-то человек, по всей видимости дож, делает странный жест в сторону открытого моря.
— Вы интересуетесь живописью, дружище? — Скрипучий голос Перны, раздавшийся из-за спины, застает меня врасплох. — Или вас увлекают ее сюжеты?
Я показываю на фигуру в центре картины:
— Это дож, да?
— Собственной персоной, его сиятельство во время церемонии обручения с морем, бросающий золотое кольцо в волны, как принято на празднике Чувств, или Вознесения Богородицы. Венецианцы сходят с ума от подобных ритуалов. — Он трясет мою руку и расплывается в улыбке: — Добро пожаловать в Венецию!
— Счастлив вновь видеть вас, мессир Пьетро. Теперь, когда вы здесь, я надеюсь, сможете провести меня по этому лабиринту, в котором я еще не научился ориентироваться. А если вы сможете сделать хоть что-то на почтовой станции…
Заговорщический взгляд — он подходит близко-близко:
— Вот если вы сможете передать, сможете передать… это для одной синьоры, capito? Вот тут у меня письмо к ней, но я не могу передать его служанке: муж может увидеть меня и очень сильно разнервничаться. Я прошу, будьте так любезны… Только чтобы не слишком бросаться в глаза.
— Вы наконец-то накормите меня ужином, который обещали еще в Базеле?
— Просите, и вам воздастся, друг мой, любящее сердце не остановится ни перед чем!
ГЛАВА 9
Венеция, 12 июня 1545 года
Переполох сзади заставляет меня вскочить на ноги. Крики, опрокидываемые стулья… Кто-то бегом поднимается по лестнице. Пахнет дракой.
Дверь распахивается, на мне останавливается испуганный взгляд Марко.
— Что случилось?
— Великое несчастье, синьор, ужасное… Он хочет убить ее, я уверен, он хочет убить ее! — Сбивчивая нудная болтовня продолжается на венецианском диалекте.
— Ничего не понимаю. Что случилось?
— Мул, мой господин, Мул там, внизу, с двумя своими людьми, он хочет наказать донну Деметру. Святой Боже, смертоубийство!
Я выталкиваю его из комнаты.
— Кто такой Мул?
— Он держит шлюх на улице де Боттаи, он говорит, что донна Деметра украла его девок… — Остальное совершенно непонятно.
Спускаюсь по лестнице. Таверна выглядит так, словно по ней прошли ландскнехты: столы перевернуты, стулья поломаны. Перепуганные девушки забились в угол, трое мужчин стоят в зале, один держит нож у горла донны Деметры.