Раб лампы
Шрифт:
— Ты забыл, что помешало нашему счастью, -тихо напомнила она.
— И ничего нельзя сделать? — Сеси заглянул ей в глаза. — Ева?
— Скажи мне правду. Ты же хотел поговорить.
— Какую правду?
— Всю. С самого начала. Чем тебя шантажирует Клара. Почему ты так боишься милиции. И что прятал в моей спальне под кроватью. Я уверена: там этого больше нет. Я проверяла. Ты сделал уборку. Пыль на шкафу осталась, а вот под кроватью чисто. Там стояла какая-то коробка. А что в коробке?
— Ева…
— Нет, ты не
— Это не мое! Честное слово!
— А чье?
— Я не могу тебе сказать.
— Почему?
— Потому. С меня взяли слово. Если я скажу…
— Ну хватит! Ты опять врешь. Ты влип в историю, и потому торчишь в моем доме. Выжидаешь. А еще жалуешься на Давида! И правильно, что он не пустил тебя в мою спальню!
— Ты еще пожалеешь! — пообещал Сеси.
– Когда все закончится, ты раскаешься, что так со мной обращалась! Ты еще прощения будешь просить!
— Сеси, повторяю: я тебя не держу. Не нравится — уходи.
Она развернулась и вышла из кухни. Надо срочно глотнуть свежего воздуха. Срочно! Какое утро испорчено ссорой! Лето в разгаре, солнце в зените, сад в цвету. Ее любимицы, крупные ромашки, расправили белые юбочки и кокетничают с пионами, красующимися на соседней клумбе. Поздний сорт, белые лепестки, кремовая сердцевина. Она пригляделась. Там, где бьется кремовое сердце цветка, сидит мохнатая пчела. Не повезло ромашкам. Сладкий нектар возлюбленных-пионов достанется не им. Букет, что ли, собрать? И поставить его в высокую вазу. Нет, лучше в кувшин. Глиняный кувшин, белый, с синими цветочками. Из дома привезла, из родной деревни. Эмаль местами облупилась, от горлышка кусочек откололся. Нынче это называет модным словом «винтаж». «Где вы достали такую прелесть, Маргарита Ивановна?» Достала! Дома, в чулане откопала. Да, надо поставить кувшин на видное место, на террасу. А в нем ромашки. Мило и просто.
— Маргарита Ивановна?
— Да, Давид?
— Поговорили?
— Поговорили. — Она вздохнула.
— Я что-то сделал не так?
— Все так.
Она опустилась в шезлонг.
Обычно Давид занимал позицию неподалеку, но старался не маячить перед глазами. Сидел за спиной или сбоку. Однако сейчас он не спешил отойти. Напротив, придвинулся к ней вплотную. Она почувствовала терпкий запах его пота: на улице было жарко, а Давид был мужчиной крупным и быстро и обильно потел.
— Если я делаю что-то не так…
— Я бы об этом сказала.
Он понял и улыбнулся.
— Как думаешь: муж или любовник? — спросила она, догадавшись, что настал момент для откровений.
— Пока не знаю. Оба подозрительны.
— Я вижу, ни Сеси, ни Альберту Валериановичу ты не симпатизируешь.
— Я должен быть беспристрастным.
— Чем тебе Дере не нравится?
— Мелочен, суетлив, раздражителен. Хотя голубоглазый юноша мне не нравится еще больше.
— Что такое?
— Но ведь он альфонс.
— Профессия не для настоящего
– улыбнулась она.
— Мужчина? Он?
— Ты не женщина, Давид. Тебе этого не понять.
Она и не заметила, как перешла на «ты».
— Это ваше с ним дело. — Давид пожал широченными плечами. Но не удержался: — Ведь вы умная женщина, Маргарита Ивановна!
— По-твоему, умной женщине не нужен секс? Она выше всего этого? Я двадцать лет так думала. Что плотские радости не для меня. И вот чем все это закончилось!
— Это ваше с ним дело, — повторил Давид.
– Я не об этом хотел поговорить.
— О чем же? — беспечно спросила она.
— За домом следят. Только тихо, — предупредил он, отметив напряженность ее позы. — Не делайте резких движений. Берегите плечо. Я рядом, ничего не бойтесь. Я вас закрываю. Если бы существовала опасность, я бы не позволил вам сидеть в саду.
— Господи! Но кто?
— Из соседнего особняка.
— В бинокль следят?
— Откуда вы знаете?
— Сеси как-то говорил, что Карл Янович за мной шпионит. Но его интересует исключительно моя спальня!
— Что вы знаете о своем соседе?
Она задумалась.
— Да в сущности… Ничего! Карл Янович. Даже фамилию не знаю. Мне все время хочется сказать «Карла». Он маленького роста. Сеси так и дразнит его — карликом.
— Давно он здесь живет?
— Всегда. Мы купили участок — а его дом уже стоял. А ведь мы лет пять строились.
— Где работает?
— Не знаю.
— Пять лет, Маргарита Ивановна!
— Дере — человек необщительный. Он даже соседей по лестничной площадке не знает. В лицо вроде бы опознает, потому что при встрече здоровается. Но спроси, как зовут, — не ответит.
— А вы?
Она задумалась. Потом сказала:
— В нем есть что-то неприятное. Поэтому я не стремилась сблизиться. Внешность, что ли, отталкивающая?… И он все время ходит в шляпе. Потому что у него огромная лысина.
— Я скажу Дроздову: пусть наведет справки.
— Спасибо, Давид.
— Это моя работа.
— А вы мне симпатичны!
Он тут же поднялся и отошел в сторону. Она не поняла. Обиделся? На комплимент? А нет ли здесь какой истории. Телохранитель и богатая клиентка. Красивая. Молодая. Звезда. Видимо, не сложилось. Тридцать три, а все еще не женат. Напрасно она перешла на «ты». Надо взять дистанцию.
Вдруг Давид дернулся.
— Что такое? — заволновалась она.
— Голубоглазый юноша идет к гаражу. Остановить?
— Не надо.
Неужели Сеси решил уехать? Она ясно сказала: не держу. Остановить?
— Что там, Давид?
— Вывел из гаража машину, отпирает ворота.
— Вещи при нем есть?
— Вещей не вижу.
Может, Сеси, как благородный человек, решил уйти с одной зубной щеткой в кармане? А как же тогда машина? Ее подарок?
— Остановить?
— Не надо.