Раб сердец
Шрифт:
Верховный воевода гордился тем, что сохранял невозмутимость при любых обстоятельствах. Но сейчас он не скрывал безмерного удивления. Бывший преступник, жалкий человечишко предлагал ему изощрённую военную хитрость.
– Ладно, дяденька... Допустим, я вру. Что в этом случае ты теряешь? Ну, придётся сразиться не поодиночке с Браном и Жданом, а с объединенными силами Рати... Разве ты не к этому изначально готовился?
– Что ж, -словно разговаривая сам с собою, сказал Громых Жучила.
– Надо подумать... Если всё произойдёт именно
– Да на кой ляд мне благодарности свободных народов Заката!
– злобно огрызнулся Чесотка.
– По серебряному за каждую голову побитых ждановых вояк. То есть около двух тысяч. И ни грошом меньше.
Громых подумал еще немного, затем сказал:
– Ну что ж... Не то, чтобы я поверил... Но мне в голову пришли кое-какие мысли, на случай возможной ловушки, подстроенной тобою. Даже если это так, в неё не попадусь. Что ж, попробуем. А награду в случае успеха - получишь.
– Договорились.
– подытожил Пуст Чесотка.
– Налей еще винца и распорядись, чтобы меня вывели отсюда понезаметней. Твоё здоровье, дядя!
На следующий день верховный воевода союзного войска действительно получил донесение от разведчиков о движении войска Брана в направлении Мохны и о том, что подчинённые Ждану отряды остались на месте.
– «Гм, -задумался Жучила.
– Пока что всё идет в соответствии с замыслами Пуста.
– Неужели не врал?»
Чесотка не врал.
На следующую ночь Ждан внезапно поднял своих бойцов по тревоге, вызванной ложным «приказом Брана». После скорых сборов они двинулись к излучине реки Рунь. Лешелюбы, готовые к такому повороту событий тут же последовали по пятам. Когда через некоторое время ворон из стаи Карра вернулся к Брану с не снятой с лапки запиской и сообщил, что не нашел ждановцев на месте, Учитель всерьёз встревожился. Он поручил Карру отправить на поиски двух необъяснимым образом исчезнувших полков всю стаю, а также привлечь к этому окрестных птиц.
Четыре часа спустя полторы тысячи пехотинцев и пятьсот конников Ждана дошли до того места, где река Рунь огромной подковой охватывала плоскую солончаковую равнину. Когда Ждан отдавал приказ остановиться и начать укрепляться в соответствии с «приказом Брана». Внезапно он услышал крики:
– Тревога! Враг! Лешелюбы!
Перед ними быстро разворачивалось в боевой порядок войско Громыха Жучилы. Ждан проявил величайшее самообладание. С холодной рассчётливостью настоящего полководца он построил пехоту, упер её левым крылом в непроходимое болото и прикрыл правое крыло конницей.
Не предлагая ратникам Братства сдаться, на них сомкнутым строем двинулись вчетверо превосходящие числом союзники.
Яростные вопли бьющихся и стоны умирающих, скрежет оружия и лошадиное ржание нарушили извечную тишь этого пустынного места. Сражение было ужасным, пленных не брали, раненых добивали, пощады не просил никто.
Когда в бой вступила конница восставших,
Невзирая на чудеса мужества и стойкости, проявленные воинами Ждана, бой закончился менее, чем в два часа. Ждан Ратник, уже в начале сражения заподозривший неладное, бился пешим в первых рядах: Вороной был убит под ним в первые минуты. Отбивая удары вражеских копий и нанося ответные, он заметил как птичья стая сделала несколько кругов над полем битвы. Когда сломался моргульский клинок, Ждан бросил наземь бесполезную рукоять, отступил в задние ряды сражающихся, поднял лицо к небу и прокричал: -Передайте Учителю, что ему не успеть! Пусть он не надрывает сердца печалью, а отплатит за нас! Жестоко отомстит! Летите скорей!
Он вытер с лица слезы, смешавшиеся с кровью и вскричал:
– Братья! Покажем, как надо погибать!
Военачальник Братства прикрылся щитом, выставил вперёд захваченное в бою вражеское копьё с окровавленным наконечником, с рычащим хохотом устремился на неприятеля.
Нанося удары, каждый из которых оказывался смертельным, Ждан хрипел:
– Эй, трусливые лешелюбы, убиваете, а сами умереть боитесь?! А вот мне весело! Посмеёмся вместе, а?
На какое-то время вокруг Ждана образовалось пустое пространство, союзники пришли в замешательство, боясь приближаться к витязю, который казалось, преобразился в духа смерти. Кольчуга Ждана стала багровой от крови, лившейся из многочисленных ран. Он дышал всё тяжелее. И вот у него не хватило сил вырвать оружие из тела поверженного неприятеля. Тут же враги забежали сзади и, ударив в спину, подняли на полудесятке копий.
– Учи...
– простонал Ждан.
Последние сорок израненных и утомленных пехотинцев были прижаты к самой реке.
– Хватит махать мечами.
– приказал раздражённый Громых.
– Расстрелять их!
Ратники Братства, увидев, как союзнические лучники окружают их, сомкнули щиты в «черепаший панцирь». Но изготовленные лешими вражьи луки славились силой и точностью выстрела. Градом посыпались стрелы с шипастыми жалами и все ратники легли бездыханными.
Когда птицы сообщили Карру, а тот передал Брану, что произошло, бой в излучине Руни был закончен.
– Да будь же всё проклято!
– прошептал известково побледневший Учитель.
– Немедленно к реке!
Он повернулся к Шайхару и прерывающимся голосом произнёс:
– До сих пор я никогда не приказывал урукк-хаям, только просил. Но сейчас приказываю: немедленно веди всадников вслед за птицами, они покажут дорогу. Победить лешелюбов не стремись - вас слишком мало. Главное - не дайте им уйти до того как мы прибудем туда.
Чёрт плотоядно оскалился.
– Не подведём!
– пообещал он и выскочил из шатра. Тут же послышался топот сотен лап и вой уносящихся прочь варгов.