Рабочий день
Шрифт:
Кто-то добросовестно хихикнул по поводу Яшки. «Володька», паренек из службы Хохрякова, послушно записал замечание в тетрадь. Пока он писал, с десяток глаз следили за его ручкой. Лица морщились — количество замечаний росло, а в дом еще не входили.
Пошли дальше. Хохряков посередине — огромный, толстый, багроволицый — будто солнце среди роя планет. Быстрей всех кружился вокруг него Красавин, молодой еще, худой, верткий, глазастый. Пока подходили к крыльцу, заметил, что стойка, поддерживающая козырек крыльца, стоит криво, и тут же загородил ее спиной, сделал отвлекающий
— Видите ли, Иван Иванович, разве вам Василий Петрович не звонил, что дом этот мы сдаем вне графика? Исполкому срочно понадобилось жилье под снос — открыли финансирование на Дворец спорта, решили начать строить, чтобы к юбилею сдать. Если в следующем квартале мы не начнем, опять закроют. Василий Петрович договорился с Затулиным, чтоб дом этот быстрей закончить, а Затулин договорился с Василием Петровичем, чтоб он вам позвонил...
Хохряков остановился, выкатил на Красавина бесцветные глаза.
— Что ты это говоришь? Если Василий Петрович договорился с Затулиным, то Василию Петровичу и сдавайте, а зачем меня привезли? Дом принимать или объясняться?
— Принимать, Иван Иванович! — вскричал Красавин, оглаживая Хохрякова по плечу. Благополучно миновав вход, поднялись на первый этаж и вошли в ближайшую квартиру, следя по свежевыкрашенному, непросохшему полу. Хохряков распахнул дверь в кухню. Там на полу, на расстеленной газетке — пустая винная бутылка, консервная банка и огрызок огурца. Хохряков захлопнул дверь, осмотрел комнату и сказал:
— Ну, куда вы меня привели?
— Вы про газетку в кухне? Сейчас уберут, Иван Иванович! — Красавин обернулся, сделал кому-то сметающий жест рукой и попробовал перевести все в шутку. — Это не мои, Иван Иванович, это вот его сантехники, — показал он, улыбаясь, на одного из задних. — Они у него привыкли все культурненько, все пристойненько, а моим некогда, мои засадят на ходу и дальше пашут.
— Я не про газетку, — прохрипел Хохряков. — Кто здесь прораб?
— Где Петров? Подойди, — зыркнул по толпе глазами Красавин.
Сзади шагнул, стесняясь, высокий парень в сапогах и кепке.
— А ну, давай сюда руку, — сказал Хохряков, сам взял его за руку, подвел к двери и с силой шоркнул его ладонью по крашеному наличнику, шершавому, как наждак. — Больно?
— Есть маленько, — ответил Петров, с удивлением рассматривая покрасневшую ладонь, сжимая и разжимая пальцы.
— А вот снять бы с тебя штаны да еще бы вот этим местом, — Хохряков показал рукой, — по наличнику бы, а?
Несколько ценителей юмора с готовностью рассмеялись.
— Мало вас стегали в детстве, мало! Ну-ка, скажи, можно проходить мимо и позволять себе видеть, как ляпают краску, без подготовки поверхности? Да заставь лучше вылить ее на землю, меньше вреда будет, меньше труда будет испорчено! — раздраженно хрипел Хохряков в лицо прорабу, виновато и в то же время со скучающим взглядом переступающему с ноги на ногу, и стучал кулаком по наличнику. Казалось, кулак этот так и хочет заехать в лоб прорабу. — А ты на эту стену посмотри! Разве не видишь эти желтые пятна, это кусок отставшей штукатурки? Есть у тебя, парень, совесть? Ведь тут
— Иван Иванович! — взмолился Красавин. — Да меня высекут и на шашлык изрубят! Не могу неделю ждать!
— Какой из тебя шашлык, — Хохряков пожевал губами, поморщился и сплюнул.
— Иван Иванович, это самое... — Красавин помялся, ища в уме какую-нибудь спасительную зацепку. — Ах да! — хлопнул он себя по лбу. — Да ведь в этой квартире склад был, ее позже всех отделали, торопились, выше этажами — лучше!
Поднялись выше, Хохряков и там нашел подтеки на стенах, и отставшую штукатурку, и щели в полу и окнах.
— Вот что, Красавин, — подытожил он. — Голову мне не морочь, неделю сроку тебе.
— Иван Иванович, не могу через неделю, завтра, только завтра! — Красавин схватил его за рукав, умоляя чуть не навзрыд.
— Ну что завтра? Тут же все переделывать надо.
— Успеем, Иван Иванович! Целые сутки еще! Петров, Петров, сюда! — прораб Петров выдвинулся вперед. — Две бригады сейчас же верни, две самых лучших бригады: Чалкиной и Мухоярова! Наряд на сутки, по десятке премии сверх наряда на нос, наличными! И чтоб через двадцать часов все вылизано было! Давай — одна нога здесь, другая там! — И, пока Хохряков придирался к криво смонтированной батарее отопления, терзая инженера-сантехника, Красавин ухватил за ворот своего прораба, ринувшегося было, притянул и шепнул на ухо: — Где облупилось, ободрать и освежить! Где в полах щели — зашпаклевать и освежить! Двери — наждачком и освежить! Но чтоб работа заметна была. Быстро!
Прораб повернулся и исчез.
— Лычкин! — позвал Красавин, и возле него тотчас появился невысокий юркий человек средних лет с папкой под мышкой.
— Ну как, — спросил он его тихо, — главбух не выдал деньги?
Лычкин молча протянул ему мятый бумажный пакетик; Красавин быстро сунул его в карман.
— Ну что, Иван Иванович, давайте оставим все как есть до завтра, — снова земельтешил Красавин перед Хохряковым, — я вот что предлагаю, — он отвел его на несколько шагов и заговорил на ухо. — Я оставляю здесь начальника участка, вы оставите Володю, пусть они занимаются: проверят все квартиры, сантехнику, приборы, подключение, составят перечень дефектов, а мы с вами поедемте пообедаем.
— Я обедать не поеду, — набычился Хохряков.
— Но ведь обедать надо, не обедать вредно. Поедем Иван Иванович! Посидим, по цыпленочку съедим в «Востоке» — вы ж любите!
— Не поеду, — рявкнул Хохряков.
— Ну хорошо, я вас только на машине подвезу, куда вам надо.
У Хохрякова машины не было, и он не стал упираться. В машину сели еще двое: тот самый Лычкин, который принес деньги, и приятель Красавина, веселый человек по фамилии Алабухов.
Сели и поехали и, пока ехали, уговорили-таки Ивана Ивановича пообедать с ними. В ресторан «Восток» вошли все вместе. Лычкин побежал вперед — заказывать столик на четверых.