Рабочий
Шрифт:
Вот шпиндель, — Лёха ткнул пальцем в деталь на станке, — а Сергей Георгиевич за станком сто лет уже не стоит, поэтому у него и шпинделя нет, и шпиндель не стоит… не стоит на станке.
Странная ты девка, Настюха!
Я тебе о деталях станка толкую, а ты все на Сергея Геннадьевича переводишь и на свои красоты, словно у меня других нет дел, кроме как ты и Сергей Георгиевич.
Представляю, как ты взбрыкнёшь, когда я скажу о своем винте ходовом и валике.
Ты скажешь, что я намекаю, что винт под бабкой —
А валик — тоже под бабкой, чтобы винт хорошо ходил.
Во как!
Не ищи пошлостей в станке, Настюха!
Никак он не связан с твоей анатомией, и даже, если я зафиксирую заднюю бабку и ослаблю ходовой винт…
А затем подниму фартук и положу руку на станину…
— Анастасия! Почему так долго? Ты забыла о своих прямых обязанностях? — Сергей Георгиевич, потому что опытный бабник, хотя уже и немощный, почувствовал эротическую волну от Лёхи, почуял еще из своей каморки, поэтому подошел быстро, насколько позволяла подагра: — Стоишь и стоишь у станка Алексея, человека рабочего от дела отвлекаешь, будто песни ему поешь на прослушивании программы «Голос».
— Или шпиндель протирает голыми руками, — Лёха сказал без улыбки, наклонился к станку, как к карпу.
Сергей Георгиевич иронию понял, но против иронии даже палач не пойдет, потому что иронию не подловить.
Но и уйти без назидания он не мог, если уже подошел — то говори, так старые воры блюдут правило: «Достал нож — режь», а старые пердуны: «Открыл рот, высунул язык — говори!»
— Последствия простоя обнаружатся, когда на профсоюзном собрании увидят недовыполнение плана, словно Лёха спал во время рабочего дня.
Нужно работать, потому что без работы стране опасность неминуемая, сродни атомной войне.
Может быть, детали наши и не так важны для страны, но важно то, что каждый занят своим делом, на месте, и место это учтено в полиции.
Без работы Лёха пошел бы в парк и задушил бы старушку, отнял у неё пенсию и пропил.
В какой степени обнаглеет человек, если без работы пропьет пенсию старушки, уже бездыханной; она лежит в яме, язык высунут, лицо посинело, потому что у покойников от удушья синеет лицо.
Я бы содрогнулся от ужаса, и содрогнулся, когда увидел, что слишком долго Анастасия собирает у твоего станка, Лёха, профсоюзные взносы, словно нашла поляну с опятами.
Конечно, я не знаю, сколько ты, Лёха, сегодня с утра выпил, но чую — выпил и немало, а потом ты цели преследуешь — не скажу, что заигрываешь с Анастасией — девушка она серьезная, будущая звезда эстрады, поэтому на мелочи не разменивается, оттого, что понимает: молодо — зелено, а старый конь, хоть борозды не испортит, но пригодится, пока не умер.
Не знаю, но обнаруживаю в себе талант к обнаружению, и этот талант страшнее, чем гнев нашей поварихи Зинаиды Петровны.
Еще немного, и я бы выдал
Немцы, мало их переколошматили в сорок пятом, а они еще лезут, нарождаются, и помогают им в рождениях африканцы и вьетнамцы в соломенных шляпах.
Никогда бы зимой в Подмосковье не поехал на лыжах в соломенной шляпе, не поеду, а вьетнамец поедет и получит со своей шляпы дивиденды, потому что девушки молодые, красивые (быстрый взгляд на Настюху. (Настюха сосала дорогую авторучку «Паркер»)) обожают все непотребное, новое, интригующее, в том числе и соломенные шляпы вьетнамцев, а заодно со шляпой, и самих вьетнамцев.
Вьетнамец не отличит кнопку включения и выключения главного электродвигателя станка от кнопки лифчика балерины, но никто за это вьетнамца не укорит, потому что он в экзотической соломенной шляпе.
Читал я, что у японцев обезьянки на ярмарке разгуливают в соломенных шляпах и соломенных плащах — стыд и срам, стыд и срам!
Тьфу, на них, а ещё на Курилы смотрят, как на кровать с гейшей.
Где это видано, чтобы человек или обезьяна в соломенном плаще разгуливал при всём честном народе?
Если я в цех приду в соломенном плаще и в соломенной шляпе, то меня сожгут вместе с плащом и шляпой, потому что — удобно, оттого, что солома прекрасно горит.
Знал бы, где подожгут — соломки бы постелил.
Спору нет, скомпрометировал я тебя, Лёха, однако до суда дело не дойдет из-за твоих излишеств и острот, как у Петрушки.
Петрушку деревянного в балагане бьют, а ему — всё нипочем; нос у Петрушки длинный, красный, неприличный, но выживает Петрушка и носом трясет после побоев.
Но как я всё это понимаю в конце смены?
Не ошибаюсь ли в расчетах, когда провожу ревизию на складе?
На что намекала ты, Анастасия, когда говорила, что у тебя расстегнулся лифчик?
Действительно ли повара приготовят сегодня котлеты из рыбы, а не из картошки с ароматизатором рыбы?
И кто я по жизни, а имя моё настоящее какое?
Раньше имена настоящие знали только отец и сын, а теперь настоящими именами в ведомостях расписываемся, словно гулящие мужики с острова Борнео.
Кошмар! Ужас! Ужас!!!
Ждете ли вы от меня новые тапочки в раздевалку?
Как работать, чтобы станок не сгорел, и в цехе не произошла катастрофа? — Сергей Георгиевич замолчал, многозначительно погрозил Лёхе пальцем, словно отгонял привидение.
Настюха с победой взглянула на Лёху «Вот как Сергей Георгиевич отшил тебя, поставил на место, Лёха!».
Она взяла Сергея Георгиевич под локоток, пошла от станка и от Лёхи, уходила в заводскую легенду.
Лёха постучал по электрошкафу — не выскочит ли крыса: