Рабочий

Эсаул Георгий

Вдруг молния мысли о булках пролетела из одного угла черепа Лёхи, в другой, оставила дымный след, и по почерку, по написаниям огненными буквами, как древний Библейский царь, Лёха прочитал письмена воспоминаний.

Булки в булочной поразительно напоминали булки кадровички Елены, как сейчас модно — молодая мать с ребенком, а муж сбежал.

Елена подрабатывала в цехе уборщицей, подкармли-вала дитя, потому что романтика половых отношений рас-сеялась, когда Елена выяснила, что на внебрачного ребен-ка нужны деньги, причем — большие, а на эти деньги Елена могла бы шубу сшить и

в казино ходить за приключениями.

Елена обычно убирала в цехе между рабочими сме-нами, а Лёха задержался, с напильником шел по своим де-лам, или напильник держал на случай оправдания, если встретит Пантелеевича — вроде бы при делах, потому что с напильником.

Но вместо Пантелеича Лёха наткнулся взглядом на ягодицы Елены, обтянутые белым хрустящим медицин-ским халатом.

Почему кадровичка Елена одевала белый медицин-ский халат, а не синий халат уборщицы — загадка для Лёхи, и, может быть, для других пытливых умов рабочих; возможно, что Елена нарочно нарядно одевалась даже на уборку производственных помещений — искала нового па-пу для своего внебрачного ребенка.

Кто позарится на синий и черный халат уборщицы?

Даже тараканы мимо пройдут с фанфарами и корзи-ночками для сбора крошек.

На белый халат, особенно, если молодая женщина в тон халату выбелила волосы — кто-нибудь и западет, попа-дет в хитрые сети любви и домоседства — так физкультур-ник падает в яму с водой.

Лёха не считал себя исключительным мужчиной, наоборот, полагал и гордился тем, что — серый, не выделя-ющийся из толпы — серых на голову не укорачивают.

Он остановился тогда у наклоненной Елены (она тряпкой водила по полу), и на полу Лёха заметил смятую пачку от сигарет «Родопи», а «Родопи» давно не продают, значит, кто-то из работяг в своё время купил несколько ящиков на ядерную зиму, и докуривает с отвращением: «Родопи, чтоб драло в ж…е».

Лёха вспомнил датскую поговорку, засмеялся около наклоненной кадровички-уборщицы, затем захохотал, словно ему щекотали павлиньим пером среднее ухо.

Елена продолжала работу, потому что время — доро-го, а Лёха, или другой подглядывальщик доложит началь-ству, что Елена пренебрегает обязанностями уборщицы, ведет разговоры с посторонними людьми, вместо того, чтобы щеткой сбивала грязь с плафонов.

— Вы справедливо судите меня, милый рабочий, мне кажется, что я помню ваше имя — Лёха! — Елена сказала, повернула к Лёхе личико, и на нём на миг мелькнуло наглое выражение девушки из ночного клуба. — Я скверно поступаю, что трачу своё свободное время на подработку на должности уборщицы производственных помещений.

Но Судьба выбирает нам путь, и мы не свернем с нашего пути, даже, если сломается каблук на туфле.

Впрочем, не беспокойтесь, — Елена шваркнула тряп-кой по башмаку Лёхи (Лёха подумал, что на зоне за подоб-ное Елену убили бы, а шваркнутого, опущенного половой тряпкой, загнали бы под нары и опустили по понятиям). — Я не полагаю себя виноватой, что переспала с Анатолием и Мабукой — не знаю, от кого родился Валерочка, но он похож на всех моих парней, которых помню, и что-то неуловимое от тех, кого не разглядела в темноте.

Вышел ли конфуз, спросите вы у меня

с целью зата-щить в постель, и я оправдаю ваш порыв, потому что муж-чина всегда хочет женщину, пусть женщина даже — поло-мойка.

Возможно, вы очистите свою совесть, если возьмете меня в жены, а моего ребеночка усыновите — так поступа-ют благородные люди, и в новом ребенке хранят гадкие свои тайны.

Вы же ищете во мне тайну, и свою тайну в меня вло-жите, как в железный сейф.

Соблюдайте правила приличия и до свадьбы не смот-рите пристально на меня и в меня, вы же не аудитор и не фокусник.

Если я много говорю, то плюньте на меня с презре-нием; девушки опытные любят, когда мужчины их унижа-ют, а мужчины получают удовольствие от унижений, когда станут стариками.

Лёха хмыкнул; булки Елены притягивали своей зага-дочностью, родными краями, где девушки без одежд раз-гуливают по пляжам.

Ни полового влечения, ни восторженности Лёха не испытывал, когда наблюдал булки кадровички-уборщицы, а только — туман, тайна женских булок.

Елена поняла молчание Лёхи, по-своему, по-женски: женщина, когда мужчина замолкает, уверена, что он влю-бился в неё, замолчал, пораженный красотой.

— Вы думаете, что я падшая, потому что ни с того ни с сего веду с вами откровенные беседы в белом халате, под которым нет нижнего белья?

Мои прелести вы узнаете после свадьбы, а сейчас стоите, словно выпили две «Гжелки» и захмелели на сено-вале с коровой.

Наблюдайте за мной, как в планетарии, и, когда при-дет время, сделайте мне предложение руки и сердца. — Елена плюхнула тряпку в ведро, словно утопила аиста в Белорусском болоте.

Она яростно протирала полы, а Лёха думал о булках молодой стройной женщины — стройной не от хорошей жизни, при хорошей жизни женщины наливаются истомой и жиром, размышлял о деликатности Елены — она могла тряпкой по лицу… у девушек так приятно.

Лёха представил, что женится на Елене, усыновит её сына, возможно, что чернокожего Валеру, и каждый день перед чаем в постели будет рассматривать булки жены.

Что за чувства возникнут: поэтические, сладкие, хо-рошие, или, наоборот, Лёха выбранит булки, назовет их конфидентом любовных интрижек, измен, стремлений найти лучшего мужа, чем он, а он — только пересадочный пункт, площадка для взлета Елены и её дальнейшего поле-та — птица с булками.

— Мужчина, отойдите, мешаете пожилым людям с ограниченными возможностями, — очень пожилая женщи-на с лицом пустыни Сахара оттолкнула Лёху, вывела из воспоминаний, и он чуть не сшиб полку с тортами «По-лёт». — Я за тобой слежу, пьяный ты, на булки смотришь — украсть хочешь.

Мне ни к чему, не мой магазин, воруй, но, как пред-ставлю, что ты купишь булки, принесешь домой и вопь-ешься в них зубами, так дрожу от негодования и цинизма твоего.

Я всю жизнь учила детей литературе в школе, и по глазам вижу беспокойство, особое сладострастие, маску порока, робкий стыд, и всё это сосредоточено в тебе, по-тому что ты — хам.

Не только литературой я поднимала страну, но тан-цевала в любительском кружке балет — «Лебединое озеро» лихо отплясывала с закидыванием стройных ног.