Работа над ошибками
Шрифт:
Самое вероятное, что нас «пасут» сверху. И то не специальным, а обычным, штатным дроном, который патрулирует район. А значит, направленный на нас микрофон если и есть, то сверху.
«Мне помогут исчезнуть» – написал он и добавил: «нам со Светой».
«Как?» – написал я.
«Нужен ДК» – ответил он.
Я подчеркнул «КАК?»
«У тбя отбрут на вызве»
«А смысл? ДК не взломать за пять минут, – ответил я. – а потом он бесполезен».
Мы продолжали писать, выбрасывая гласные, чтобы сохранялся смысл слов.
«Если не знать пин-код».
«Я не могу сказать, ты же знаешь. Это автоматом обвинение в соучастии. Если
Я догадался, что на Юру вышли какие-то люди и сделали предложение, от которого сложно отказаться. Невозможно отказаться. Видимо ему пообещали не только новые документы, но и неплохие «подъемные». Взломанная база стоит десятки миллионов.
Он что, забыл? У меня отец больной, мать на пенсии.
Каждый год соцработники приходили с предложением перевести моих родителей в приют. Я отбивался. То, что у отца «Альцгеймер» – не повод отправлять его в интернат. Если со мной что-то случится – они обречены. Их отправят в приют и там, через год, похоронят. На стариков государственный лимит исчерпан. Если дети их кормить не могут или не хотят – пенсионеров отправляют в дом престарелых, где они умирают очень быстро «от естественных причин». Мы-то с Юрой отлично понимали, что это за «естественные» причины. В стране рыночная экономика. И как планировал пухлощекий «гений экономических реформ» – «рынок управил». Старики, особенно одинокие, долго не жили. Их даже не вскрывали из экономии. По завету этого государственного пухлощекого деятеля «если в период реформ часть пенсионеров вымрет, это не страшно» – кажется процесс «вымирания» наши финансисты перевели на обязательные рельсы. Не так жестоко, как в первобытном обществе, где стариков предписывалось связанными отвозить в лес, на съедение зверям и не как у фашистов в лагерях смерти – через газовые камеры и печи. Все интеллигентно и «с достоинством» – за год подсаживали на сердечный препарат, который потом, когда сердце без него работать уже не могло, резко отменяли, и вот тебе «Смерть от естественной причины» – срыв ритма и асистолия. А перед этим Минздрав спустил приказ, о том, чтобы смерть пенсионеров при наличии медкарты, то есть стоящего на учете в поликлинике, принималась на основании истории болезни, а патанатомическое исследование производилось только по решению суда. Это был сигнал «черным риэлторам» пробудится от временной спячки.
Юра все понимал. Он написал:
«Если будут знать четыре символа из шестнадцати, взломают за минуту».
«Я не могу их произнести. – Ответил я и напомнил, – ДК пишет каждое слово»
«Не говори, напиши».
«Я не пойду на такой риск. Почерк».
Юра показал себе в подмышку.
«Маркером. Потом сотрешь спиртом».
Я покачал головой. Мы перед началом выездов и после работы принимаем душ. Душевая – общая. Надпись в подмышечной впадине коллеги могут увидеть.
«Обещать не буду. Если честно – мне стрёмно. Понимаешь, если ДК взломают так быстро – я все-равно на 100% под подозрением»!
«Если все сделаешь правильно, доказать они ничего не смогут. ДК – железка, когда-нибудь его взломают. И уже взламывали, ты знаешь».
«Если ДК взломают и получат доступ к базе „госуслуг“ – это миллионы жителей, такая база стоит сотни миллионов рублей. Не слишком дорого хочешь заплатить за свое „исчезновение“»?
– «Обещали, что помогут, – Юрка писал обрывками слов, – я вынужден
Блокнот намок, и писать карандашом становилось все сложнее. Я боялся спросить, а если его реально уберут после того, как он все организует? Как лишнего свидетеля!
«Ты им веришь»? – добавил я. – «Может быть, оставить как есть? Пять лет будешь готовиться, сдавать зачеты, потом подтвердишь диплом и опять стаешь врачом».
«Меня с судимостью никуда не возьмут, где есть материальная ответственность, – ответил Юра, – даже в степь по программе «земский доктор».
– Надо, Леша, – он повторил, – надо. Жить незачем, сам понимаешь. Бомжевать остается, я не хочу и Светку жалко. Из-за меня страдает. В армию не хочу. НО они толкают к этому – служба по конракту. И не врачом. Простым наемником.
Он снова взял карандаш.
«Ни о чем не беспокойся. Коси под дурачка. Цифры напиши уже вечером. Думаю, что вызов с захватом организуют только под утро».
«Ты уже договорился? Не заручившись моим согласием»? – я показал ему кулак.
«Если у тебя не будет под мышкой цифр, мы со Светкой исчезнем на самом деле», – ответил он на чистой странице. – «Решение за тобой».
«Шантаж?» – возмутился я. – «Ты меня шантажируешь»?!
«Не я, меня предупредили, что если они не получат возможности взломать ДК, то меня уберут просто из безопасности, а Светку заодно, как возможно причастную. Хоть она и не причем»!
Я вытер мокрый лоб. Несмотря на холодную морось – вспотел. «Вас и так уберут, в любом случае», – подумал я, но озвучивать не стал. Я понял Юру, ему нечего терять. Но, получив чистую эльку, пусть даже с липовыми дипломами и сертификатами, он сможет уехать из страны в одну из бывших республик СНГ, там его проверять не станут. В мире есть немало стран, где он сможет подтвердить диплом и дальше работать по специальности. Но уже под чужим именем.
«Все, – написал он. – Больше нечего обсуждать. Бумагу надо съесть».
Он принялся вырывать листочки и запихивать в рот. Из сумки достал бутыль с водой.
– Заворот кишок будет, – пошутил я.
– Как-нибудь пропихнем. Касторки выпьешь. Ешь, давай.
Я присоединился к Юре, и мы несколько минут молча жевали бумагу и запивали комки водой. Потом дружно расхохотались. От блокнота ничего кроме пластиковых корочек не осталось. Юрка поднес к ним зажигалку. Пластик принялся чадить, на мокрую бетонную площадку потекли, издавая гул и свист, огненные капли. В пальцах Юрия остались ниточки проводников и оплавленный микрочип. Блокнот стучал?! Какие же мы идиоты! Но Юра был спокоен.
– Я его в микроволновке погрел, не ссы. Вся электроника спеклась. А вставить контроллер в каждый лист бумаги – этого пока не могут.
Мы направились к выходу из парка.
– Я не понял, почему с тобой обошлись так жестко. Я насчет приговора. Адвокат намекнул, что кто-то из чиновников в министерстве или ДЗМ делает карьеру на этом случае. – Я не боялся, что нас услышат. Тема вполне резонная. О чем нам еще говорить?
– Есть такой человек – вице-мэр Москвы по социальным вопросам и здравоохранению, ты его знаешь, так вот он решил, что мой случай обязательно нужно раздуть в воспитательных целях. И ему необходим был непременно москвич из коренных. Косяки приезжих наемных врачей не так показательны, их трогать нельзя – другие не приедут. «Бей своих, чтобы чужие боялись!». Это же понятно. А заодно нужно было освободить ставку для молчаливого гастарбайтера.