Работа над ошибками

Клюшина Инесса

— Хотела все семью, детей… Получит по полной эту семью у мормона…

— Ты с ней поговори все-таки, Стасон…

— Бл. дь, Дим! — заорал Стас и стукнул кулаком по столу. Блюдце с огурцами, стоящее на краю, упала на пол и разбилось, но ни Стас, ни Димыч даже не дрогнули от неожиданного звона, — все, не говори мне о ней…не говори…Ну, пусть живет себе и живет. Пусть будет счастлива! Она ж так хотела стать счастливой.

Димыч вздохнул, подпер щеку ладонью.

— Я не стал…не стал ничего говорить ей. То есть только

начал… а вишь как все… — слова ничего не значили, да и не было подходящих. Наваливалась тоска — Стас не терпел это чувство, но теперь оно было сильнее его.

И жизнь была сильнее его. Она тысячи раз лишь радостно щелкала Стаса по носу, а теперь забивала огромный кол в его сердце.

Но Стас не утратил самокритичности. Отчасти сам виноват в произошедшем. Не подстраховался. Возомнил о себе, что самый лучший…

А ты — один из многих. И не нужно мнить большего. Пусть в чем-то успешнее и счастливей, но жизнь пишет огромные полотна, и ниточки судеб тянет не только от самых благополучных. И режет капризная художница любую счастливую судьбу на корню…

— Не говори мне, Дим, о ней. Не говори, — твердил Стас, наливая себе водки. Димыч не произносил ни слова.

Глава 30

Дай руку на прощанье,

А слез не будем.

Есть дар — воспоминанье,

Давай его хранить.

Есть детское прозренье

И в нынешней поре.

Есть к миру снисхожденье

В его плохой игре.

Пусть нам разнимет руки

Судьба. Чем спорить с ней,

Докажем, что в разлуке

Объятие сильней.

Несчастен тот, кто плачет.

Гони унынья тень.

Судьба всегда припрячет

Свечу на черный день.

Шарлотта Бронте «Расставание» (в сокращении)

Двадцать восьмого декабря Стас вернулся в город. Он уехал к родителям, решив проветриться в родной столице и встретить с семьей Новый год. Мама с отцом обалдели немного: раньше такого за сыном не водилось.

Стас походил по знакомым с детства улицам, сходил с сестрой в боулинг и парочку хороших клубов. Муть.

Но до Нового года он все-таки в Москве не остался. Потянуло назад, домой.

А еще сеструха начала толкать речи о правильном ведении бизнеса. Несколько дней это бесило Стаса, и они спорили, как обычно. Через дня три спорить с ней Стасу надоело, он начал отмалчиваться, пока самая умная в семье поучала брата.

И, наконец, Стас не выдержал. Заявил семье, что бизнес без него горит и свалил из Москвы раньше положенного.

Дальше, двадцать девятого, совершил весьма нелогичный поступок. Зашел в подъезд Вероники, поднялся на второй этаж и нажал на кнопку звонка. Никто ему не открыл, Стас даже не услышал лая Жужика из-за двери.

Вышедшая, к его везению, соседка сообщила: Вероники давно нет.

Переехала к мормону, видно. Чтобы Стас не доставал.

Оно и к

лучшему. Не хочет встречаться — не надо.

У Туза уже вовсю грохотала музыка. Стас приехал поздравить часов в десять утра, а здесь — полный кипиш. Что будет, когда куранты пробьют двенадцать, боялся представить.

Заходить не хотелось. На душе Стаса скребли кошки, но он пересилил себя и шагнул в огромный зал, который сразу оглушил его светом, звуком, запахом. Пахли розы; пахли ароматические палочки с корицей из зала с; пахло водой из бассейна и огромным количеством ароматизаторов.

Стас сразу же увидел Туза, идущего ему навстречу.

— С наступающим, мой мальчик! Приехал проведать старика?

— Доброе утро, Алексей Георгиевич.

— А что случилось? Нут-ка, пойдем, — проницательный Туз открыл дверь залы, и они вышли в коридор.

По мановению руки Туза, сидевший там, что-то нажал на своем пульте, и картина на стене отъехала в сторону, обнажив стальную дверь.

— На случай серьезных разговоров, — пояснил Туз, с наслаждением разглядывая чуть растерявшегося Стаса. Тот видел эту картину сто раз, но не подозревал, что за ней может что-то скрываться.

— Иногда хочется побыть в одиночестве. Или разговор настолько серьезный, что следует избежать все рядом находящиеся уши, — Туз уверенно повернул ручку двери.

Комната походила на кабинет делового человека: огромный стол красного дерева, кресла, большой книжный шкаф, мягкий уголок, и рядом — стол с кофеваркой и чайником. Стас дивился: на Туза это было так не похоже! Впрочем, не похоже на того Туза, которого знал Стас, вернее, каким Туз хотел казаться.

— Наливай кофейку, он всегда свежий. Что-то плоховато выглядишь. Обычно бодрячком тебя вижу, а сейчас ты того…не очень. Что-то случилось?

— Нет, все нормально, — Стас потянулся за чашкой.

— Рассказывай, мой мальчик. По бизнесу никаких сплетен о тебе не слышал, значит, личное. Как поживает твоя учительница?

— Я… мы расстались, — Стас поставил чашку с кофе на столик. Пить его расхотелось, несмотря на аромат: Туз знал толк в кофе.

— И ты выпиваешь? Что ж, ничего необычного, кроме того, что раньше ты не пил из-за таких пустяков. Или не пустяк?

— Алексей Геннадьевич, я завязал.

— Да понял уже, понял… Подарок хочешь вручить старикану?

— Д-да, — Стас все мял небольшую коробку в руках, забыв о ней, — с праздником хотел поздравить…

— Положи. Сядь в кресло!

Стас как по команде выполнил приказ.

— Так-то лучше, — кивнул Туз, рассматривая лицо Стаса, — а почему расстались?

— Они нашла другого.

Туз покачал головой.

— А эта-то куда отправилась, за какой любовью? Сказала?

— Она по телефону сообщила, что замуж выходит.

— Но ты ее увидел? — Туз потянулся за сигарой. Коробка с ними лежала на столе.