Работа над ошибками
Шрифт:
Стас продолжал смотреть в окно. Алиску усадили в черный Хаммер, двое дружков сели в машину, а Рамзан в кафе направился, и через несколько секунд Стас уже видел его подходящим к своему столику.
— Я нэ обманул. Никаких разборок.
— Никаких, — согласился Стас, — держи свою королевишну от меня подальше. Видеть ее не хочу.
— И ты…
— Я за себя все сказал уже, Рамзан. Она твоя, и я не претендую. И ты — без претензий. Ни сейчас, ни потом, чтобы там Алиса тебе не наговорила. Ясно?
— Да.
Больше Рамзан разговаривать не стал. Поскорее вышел из
— Сегодня что-то опаздываешь.
— Устал ждать? — улыбаюсь я. «Ты когда уже прилично оденешься, сволочь? Опять мне из-за тебя ночь не спать?»
— Нет.
Снимаю обувь, расстегиваю куртку. У меня уже есть отведенное место и для куртки, и для обуви. Аккуратист Стас все определил и выделил. Очень мило. Я здесь прямо как кошка. У кошки же есть свои места в доме — туалет, корзинка для сна, правильно? Вот и у меня, даже стул есть, на котором постоянно сижу, и он всегда стоит задвинутым, когда я прихожу, и Стас насмешливо говорит, что стул лично мой… Да ладно, чего там. Я согласна.
— Сегодня в шахматы, как обычно? — протягиваю Стасу пирог, обернутый в фольгу. Стараюсь с недавнего времени печь что-нибудь, чтобы прикармливать Стаса. Первый пирог я принесла совершенно случайно неделю назад по случаю начавшихся каникул (ну, захотелось мне праздника, и чтобы не только я праздновала) и увидела неприкрытую радость на его лице. Стас его и съел почти весь, кстати. С тех пор я обрекла себя на новые мучения: заниматься выпечкой, вопреки всем репетиторствам и тренировкам. Но радость в глазах Стаса того стоит, хотя он ее и не афиширует. Что там говорят про то, что мужчины любят желудком?
Стас заинтересованно смотрит на пирог.
— С чем? — спрашивает, как ребенок.
— Сегодня с картошкой.
— Клево, — сейчас Стас такой милый и домашний, что хочется его расцеловать. Эх…
Иду следом за ним на кухню. Стас аккуратно кладет пока неразвернутый пирог на тарелку, включает кофеварку. Привычно расставляю шахматы на доске, стоя у стола — сто раз так делала.
Поиграю немножко: часика через два ко мне домой должен прийти Марк, а нужно и Жужика выгулять, и немного прибраться к приходу мальчика. Обычно я сама хожу по квартирам детей, или занимаюсь с ними в школе, но в этот раз Марк упросил позаниматься у меня дома. Он, видите ли, хочет, чтобы пес рядышком сидел. «Папа не разрешает заводить собаку, Вероника Васильевна, — сказано трагически, — он работает много, а я не смогу за ней хорошо ухаживать…» — в глазах настоящее горе. И не отказать никак такому мальчишке.
Внезапно настораживаюсь: что-то не то. Стас подходит ко мне сзади. Он стоит очень близко — меньше чем полшага назад, и я спиной упрусь в его широкую грудь. Из-за моей спины он протягивает руку и ставит на доску последние две фигурки, которые я не успела определить на свои места. Замираю не от испуга — от пьянящего чувства близости. Стас совсем рядом. И можно развернуться к нему лицом, посмотреть в почти всегда холодные серые глаза и…
Держи карман шире, Вероничка.
Нет, никак он не успокоится. Что нужно сказать или сделать мужику, чтобы он прекратил свои грязные шуточки? Подумать боюсь.
Сейчас вновь что-нибудь сморозит гадкое.
— Стас, не надоело еще? Ну что за приколы? Отойди, — раздраженно дергаю плечами.
— Мешаю? — руки Стаса ложатся мне на плечи и очень медленно скользят вниз.
— Напрягаешь. Отстань, говорю, — мурашки бегут по спине и становится жарко от такого ласкового, странно нежного прикосновения его рук. К сожалению, мне слишком хорошо известно, что ничего за этим прикосновением не стоит, кроме развеселого армейского юмора и желания надо мной поиздеваться, в очередной раз доказывая себе, какой он крутой парень.
— Знаю наизусть все твои штучки. Сейчас начнешь прикалываться надо мной, дай только повод. Извини, как-то не хочется сегодня все это слушать.
— А ты не слушай… — Стас прижимает меня к себе. Снова дергаю плечами — бесполезно, не вырваться, даже толком не шевельнуться. Мышцы рук у Стаса литые. И не пикнешь, если вдруг приобнимет такой где-нибудь в переулке.
Я оказываюсь почти полностью прижатой к Стасу — он держит одну руку на моей груди, другую — на талии, и спиной ощущаю сильное жесткое тело. А еще — что-то твердое ниже пряжки джинсов, отчего краснею как помидор: уж очень хорошо понимаю, что это такое.
И как током ударяет желание, колени сразу же слабеют и подгибаются. Я же тоже не железная. И периодическое лицезрение полураздетого красивого мужика — его обтягивающие майки все равно как полураздетость, там все мышцы просматриваются отлично — не способствует сохранению чести и достоинства.
Стараюсь спокойно выдохнуть, параллельно ругаясь про себя на чем свет стоит. Если он так и дальше меня будет прижимать, долго сохранять безразличный вид я не смогу. Совсем расслаблюсь в его руках, и он сможет делать все, что хочет — слова не скажу. Да что слово — сама с него одежду сорву.
Только не стоит делать ничего подобного. Стас потешит свое самолюбие, а что будет со мной после этого секса на один разочек? Как потом на себя и на него смотреть? Смотреть и понимать, что тебя просто использовали…
— Руки убери! — не узнаю своего ледяного голоса. Ух ты, могу говорить так же, как и Стас, и даже с большей выразительностью. Чувствую, как Стас тоже замирает на мгновение и чуть ослабляет хватку. Не ожидал зубастую Веронику. Я и сама не ожидала, что меня так заденет эта последняя его выдумка.
— А если не уберу? — шепотом интересуется Стас, опаляя мое ухо горячим дыханием. Так хочется закрыть глаза, и пусть он делает со мной все, что хочет. Хорошо, допустим. А потом-то — что? У него вон Алиса имеется, да и еще кто-нибудь. Стас — красавчик, видный мужик. Сердце наполняется злостью и обидой. Я-то тебе зачем, любимчик судьбы? Даже с моей к тебе большой влюбленностью?
— Не уберешь — больше меня здесь не увидишь, — чеканю негромко. Свои руки Стас, помедлив несколько секунд, неохотно убирает и отстраняется.