Работа над ошибками
Шрифт:
Первый: Стас, зачем тебе нужен секс со мной?
Боюсь, ответ меня не очень устроит, и вопрос глупый, но — оправданный и вполне обоснованный.
Второй: а ничего, что у тебя уже есть девушка?
И третий: эти наши с тобой отношения-надолго? И получат ли они развитие? Вторую часть вопроса я вряд ли задам, но первую — постараюсь обязательно.
Потому что срочно нужно определиться, сближаются ли наши дороги с Робертом — или я говорю ему «гудбай» в лучшем виде улыбчивых американок. Встречаться сразу с двумя — это, знаете ли, подло.
Хотя, возможно, после такого случая Роберт больше мне не позвонит никогда. Ведь, получается, я ему отказала!
Но что-то мне говорит, что мы еще с ним не раз увидимся. Если ему можно на свидания вести меня в свою секту, почему мне нельзя по уважительной причине отменить свидание?
По уважительной. Ха-ха.
Натягиваю свитер. Мы же разговаривать идем, да, Вероника? Исключительно поговорить. Может, Стас попристает для начала (а он так и сделает), потом перестанет, и я задам свои насущные вопросы. Это делать в начале отношений категорически нельзя, мне это делать самой не хочется, но…
Я не могу иначе. Меня так не учили.
Я бы поняла другие отношения, с цветами и взаимной приязнью. Можно и без цветов. Там эти вопросы вообще не актуальны, как вопрос о другой девушке (ее попросту не предполагается), а стальные решаются по ходу развития. Совершенно нормальные, стандартные отношения.
А здесь что?
Это — не отношения. Просто — желание, страсть… называйте, как хотите. Досиделись холодными осенними вечерками за шахматами, насмотрелись друг на дружку, и из «друзей» в кавычках превратились в любовников, или как там назвать нас со Стасом.
Это — ни о чем.
И пусть наши взгляды совпадают на некоторые вещи, и мы уже немножко привыкли друг к другу, у Стаса нет самого главного — любви ко мне, даже малой толики влюбленности. Нет ее, и ты никуда не денешься. Как говорил апостол Павел: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви — то я ничто», так вот, если перефразировать апостола, без любви (или хотя бы такого понятия, как «сильно нравишься») любые отношения — ничто. И не надо воображать себе что-то и фантазировать.
А я? Люблю ли я Стаса?
Я влюблена. Я очень влюблена, и события субботнего вечерка еще увеличили зависимость от него. Хочется еще, хочется продолжения… Но я не доверяю Стасу. И внутренне готовлюсь к тому, что сегодня вновь столкнусь с безразличием и его насмешками, и даже с эдакой кратковременной потере памяти по поводу прошлой встречи. С него станется. Герой добился своего — герою больше ничего не надо.
И вообще, любовь — это чувство очень глубокое и трепетное. Ни у одного из нас ее пока нет.
Но я хочу быть с ним рядом, делить радости и потери…
Веронику прошибло на лирику, сказал бы Стас. Его-то никогда не прошибает.
Джинсы, свитер. Зачем-то я надела красивое белье. Не разобралась, зачем, но надела. Хотя что разбираться? На всякий
Нужно сказать, что ты, Вероника, только зря теряешь время. Стас не создан для семьи. Вернее, не сейчас и, возможно, не с тобой.
Тогда — что это?
Обычная Вероникина блажь. Кому что, а нам — подавай героя.
Лучше бы подумала о том, что сказать Роберту, занудно поучает циничный внутренний голос. А ты не звонишь ему и совсем забыла про эти отношения, а они ведь более перспективные!
Глажу Жужика по упитанному животику, который он доверчиво подставляет мне, валяясь на полу, надеваю сапоги и куртку и, щелкнув выключателе в прихожей, выхожу из квартиры.
Если воспользоваться некоторыми выдержками из лексического запаса Стаса, то «зачем об этом думать» и «эту тему мы закрыли».
Могу же себе позволить иногда не размышлять над происходящим, а просто — жить?!
— Опять ты в джинсах, — говорит мне Стас, лишь только переступаю порог его квартиры.
— А ты опять, между прочим, без рубашки, — не отстаю я. Ирония и юмор — прекрасное оружие, когда тебе немножко неудобно. Веронике же неудобно сильно.
— Мне больше нравится, когда ты платье одеваешь. Тебе идет.
Здесь не нахожу, что ответить, поэтому парировать нечем.
Ба-тюшки! Сейчас мне Стас типа комплимент отвесил? Ого… И без предупреждения.
— Раздевайся давай. Чего стоишь? Здесь тепло.
— Погулять не хочешь? — безнадежно интересуюсь я. На улице ветрено, и моросит дождь.
— А ты?
Стас хитро щурит серые глаза, всем своим видом показывая, что я произнесла свою миллионную глупость.
Снимаю сапоги и куртку, немного краснея под его насмешливым прищуром.
— В шахматы? — объявляю бодро.
Стас запрокидывает голову и смеется чуть не до слез.
— Ну, если это так теперь называется, то — в шахматы… — Стас приобнимает меня, и его рука тут же проникает под кофточку.
— Стас, надо поговорить, — произношу очень быстро. Еще пара секунд, и будет не до разговоров.
Стас замирает.
— Позже, — хрипловато шепчет мне на ухо, прижимая к стене, — Вероничка, позже…
«Надо поговорить» — вот слова, которые Стас не терпел в женском исполнении.
Потому что они намекают на то, что между женщиной и Стасом предусмотрены какие-то договоренности, некий устав, который Стас вдруг нарушил. А он никому ничего не должен.
Не был должен — и вряд ли будет.
Он уже не раз и не два слышал подобные фразы, но в исполнении Вероники слова прозвучали очень увесисто и серьезно. Хотя Туз предупреждал, что так будет. «Обычные женщины, Стас, не чета вон тем, в бассейне. Они другие…»
Стас был готов пробежать пятьдесят километров по пересеченной местности с автоматом наперевес, лишь бы не слышать этих слов и не начинать с Вероникой ненужную болтовню на тему «поговорить». Все разговоры у баб сводятся к одному — «про тебя и меня».