Работа над ошибкой

Петерсен Орсон

– Как мне объяснять людям, кто ты? – спросила Алена.

– Думаю, не стоит посвящать в нашу тайну кого-то еще. И даже Родиону лучше не знать правду. Пока, во всяком случае. Пусть все останется между нами. Скажем, я твой двоюродный брат. Приехал откуда-нибудь. Не знаю. Тетка прислала, чтобы в школу ходил.

– А там школ нет?

– Да! Там нет школ. Вымирающая деревня какая-нибудь. На отшибе.

– Допустим. А документы?

– Вот тут придется что-то придумать.

– Боюсь, нам кругом придумывать придется. А можно отказаться от этого подарка?

– Нет. Я сам так захотел.

– Сам?

– Мы еще не вполне

понимаем, как это использовать, но перед нами открываются огромные возможности. Вот прямо чувствую это.

– Перед нами? Я пока что вижу только сложности. Как мы все это скроем? Что люди подумают?

– Вот именно! Что они подумают? Это самое важное. Мои знания и опыт плюс милая детская рожица. Что им еще думать? Да они с ума сойдут. Я их завоюю. Они обожать меня будут. Только представь, маленький мальчик, развитый не по годам. Играю на фоно так, что морские царевны тают.

Времянкин посмотрел на свои руки.

– Кстати, надо будет проверить, как пальцы слушаются. У тебя есть инструмент?

– Ты знаешь, что нет.

– Черт! Почему у тебя нет инструмента? Нам нужен инструмент.

Эмиль постепенно заходился от видимых перспектив. Он спрыгнул со стула и начал прохаживаться по кухне. Замотанный в белую рубашку, он выглядел как миниатюрный римский патриций в тоге.

– Я должен вести жизнь обычного ребенка. Что они делают?

– Ходят в школу, гуляют.

– Отлично! Сегодня же идем в школу.

– Сегодня суббота.

– В понедельник идем в школу. Я сам поговорю с директором. Они решат, что я вундеркинд. Что, в общем-то, близко к истине. Я вундеркинд теперь. Ха-ха.

– Не спеши, вундеркинд. Допустим, одежду мы тебе подберем из старых вещей Родиона. Те, что ему малы, тебе как раз впору будут. Комната тоже есть. С голоду не умрем, я думаю. Где мы инструмент возьмем? Я столько не зарабатываю.

– Думаю, нам дадут все, что понадобится.

– Кто даст?

– Люди. У меня в голове начинает понемногу проясняться картина будущего. Перспективы высекают радужные флеры, дорогая моя Аленушка.

– Узнаю брата двадцатилетней давности. Тогда ты рассуждал примерно так же. Правда, ближе к тридцати годам наступил период разочарований, ты помнишь?

– О чем ты?

– О том, что ты это уже проходил. В другой молодости.

– Я был туп и самоуверен, хотел изменить мир. Плевал на систему, пренебрегал ею. Сейчас все будет иначе: я использую систему, чтобы взобраться на самый верх. Это нечестная игра, знаю, но я устал быть никем. Это шанс получить признание, а вместе с ним и свободу делать то, что мне хочется. Кстати, в другой молодости, как ты выразилась, я уже был близок к успеху. Если бы Эрик был жив… Тогда все пошло наперекосяк! Но ничего, теперь меня заметят.

– Почему ты так уверен в этом?

– Ну хорошо…

Эмиль осмотрелся. Его взгляд остановился на декоративной тарелке, висящей на стене.

– Вот! Тарелка. Красивая, качественная, но не более. Так?

– От нее большего и не требуется.

– А если я скажу тебе, что ее сделал ребенок?

– Ребенок?

– Да. Маленький ребенок своими маленькими ручками вылепил ее и разрисовал.

– А сколько лет ребенку?

– Ну, пусть будет семь лет.

– Я подумаю, что этот ребенок очень способный.

– Теперь ты понимаешь? Я умен не по годам и уверен в своих силах. У меня есть четкая цель – это успех. Моцарт играл с четырех лет, в пять начал сочинять.

Я могу играть не хуже маленького Амадея, и сочинения у меня уже есть. И конкурировать мне придется с малолетними бездельниками. Пока они будут ковырять в носу, я буду бить показатели и влюблять в себя всех вокруг. Люди полюбят меня, вот увидишь. Меня ждет непрерывное крещендо!

– Значит, все это ради удовлетворения тщеславия?

– Я отношусь к этому несколько иначе. В жизни каждого человека есть момент, когда он может стать кем-то. Великим музыкантом, спортсменом, писателем… Кем угодно. А потом наступает момент, когда «может» сменяется на «мог бы». Жизнь как игра, и в этой игре есть важное условие – ограничение по времени – не успел, и все. Поминай как звали. Проблема в том, что я только сейчас начал это осознавать. То есть я думал об этом и раньше, но так, чтобы прочувствовать, только сейчас. А мне между тем сорок один. И «мог бы»… – Эмиль пальцами обозначил в воздухе кавычки, – …уже давно про меня. Сплошные несбывшиеся надежды. Ни кола, ни двора, ни энергии, чтобы добыть все это. Я устал прозябать, вести бесцельное пустое существование. И вот мне выпадает шанс вернуться к старту с такой форой. Мой опыт – мой гандикап. Не допустив старых ошибок, я смогу реализовать весь свой потенциал. Смогу состояться. У меня есть возможность прожить полную, интересную жизнь. Так мне кажется.

– Ой, не знаю, не знаю.

– Я знаю.

Времянкин зевнул.

– Можно я пойду спать?

– А завтрак?

– Не хочу – устал мертвецки. Лягу, ты не против?

– Хорошо, я постелю.

Эмиль подошел к Алене, прижался к ее ноге и обнял. Он едва доставал ей до пояса.

– Спасибо тебе за все, олененок. Ты лучше всех!

– Я уже давно не олененок. Олениха я.

– Важенка.

– Иди, вундеркинд ты наш.

Алена застелила диван в гостиной и оставила брата одного, закрыв двери в комнату. Эмиль достал из пиджака конька, положил брошь под подушку и улегся, укрывшись одеялом. Было слышно, как в кухне шипит масло на сковородке. В комнате монотонно тикали часы. Под их ритмичный ход Времянкин уснул. Да так крепко, что проспал все выходные, до самого утра понедельника.

IV

Эмиль сидел на кухне за накрытым столом и смотрел на стрелки настенных часов. «Еще минута прошла, а я просто сижу. Жду…» – подумал он. Мальчик проснулся раньше остальных и уже успел сделать зарядку, принять душ и приготовить завтрак для всех. Из другой части квартиры донесся сигнал будильника и почти сразу за этим послышалось шарканье тапочек. В кухню заглянула Алена.

– Доброе утро! – бодро произнес Эмиль.

– Привет, – растянула сестра.

Щурясь от утреннего солнца, Алена посмотрела на стол. Тот был аккуратно сервирован. Вареные яйца в пашотницах, дымящаяся каша, разложенная по тарелкам, поджаренные тосты и прочее.

– Может, и правда получится… – сказала она, развернулась и ушла в ванную комнату.

Через час Эмиль, Алена и Родион шли по улице в направлении школы. В бывшей одежде племянника Времянкин чувствовал себя намного лучше, чем в гигантских тряпках прежнего себя. Эмиль шел рядом с сестрой, продумывая в голове предстоящий разговор с директором школы. Родион плелся с другой стороны, держа маму за руку. Он заметил лежащую в лужице крышку от пластиковой бутылки и пнул ее. Та ускакала на несколько метров вперед и остановилась у бордюра.