Работорговец (Русские рабыни - 1)
Шрифт:
– - А где я могу видеть Антонину Александровну?
– - Это я, -- настороженно ответила женщина и почему-то показалась Мезенцеву еще более непохожей на Конышеву.
А женщину испугали короткая прическа незнакомца, его чистенький, совсем не поселковый вид. Она бросила торопливый взгляд во двор напротив, но там никого не было, и только тогда с испугом вспомнила, что ее собственный дом не закрыт на ключ.
– - Извините за беспокойство. Я -- старший лейтенант милиции Мезенцев, ваш новый участковый. У меня есть к вам ряд вопросов, -- говорил он, и с каждым произнесенным словом ему
– - Вопросов?
– - удивилась женщина.
– - Но я через пять минут ухожу на смену. У меня дежурство.
– - Я отвлеку ненадолго, -- Мезенцев встрепенулся, вспомнив, что не показал удостоверение, но делать это сейчас было уже глупо.
– - У меня вопрос по вашей дочери...
– - Ира?! Что с ней?!
– - женщина еще сильнее постарела лицом, и только теперь Мезенцев вспомнил, что не пятьдесят ей и не сорок пять, а всего-то сорок один.
– - Когда вы ее в последний раз видели?
– - с дубовой хитростью поинтересовался он.
– - А что случилось?
– - глаза стали наливаться влагой.
– - Что случилось?
– - Так... когда?..
– - В се... сентябре... По... после суда, -- по бледной щеке скользнула слеза.
– - Я собиралась... собиралась в колонию, но билеты так дороги... Я скопила немного денег и на той неделе хотела...
– - Значит, в этом месяце вы ее не видели?
– - спросил Мезенцев, но спросил так странно, будто вслух объяснил себе то, что понял. У женщины было такое лицо, что она не могла врать. И он все-таки сказал, хотя и не был уверен, что это стоит делать: -- Она совершила побег из колонии...
Женщина обессиленно села и прижала фартук к губам. Мокрые глаза слепо смотрели перед собой.
Мезенцеву вдруг остро захотелось исчезнуть в эту же минуту со двора, раствориться в сыром, пропитанном едким запахом печного дыма воздухе поселка, и под это ощущение он вновь вернул в душу досаду за то, что выбрал погоны милиционера. Ничего интересного и важного, как уверял его однокашник, вербовавший в МВД, в этой работе он пока не обнаруживал. А то, что только причинял всем неудобство, -- вот это точно.
– - Если вам что-то станет известно...
– - начал он и осекся. Ну какая мать станет докладывать о появившейся дочери-беглянке?
– - Если... В общем, чем раньше она сможет вернуться в колонию, тем быстрее освободится уже по закону, -- еле выговорил он семиэтажную фразу и тут же почувствовал, как взмокла спина под курткой.
– - Боже мой!.. Боже мой!..
– - обреченно покачала женщина головой, на которой ветер ворошил густые седые волосы, как раз и делавшие ее старше и изможденнее.
– - Она так хорошо училась... Она никого никогда и нигде не могла обидеть... Она не могла красть... Она как-то нашла пятьсот рублей в проулке. Одной бу... бумажкой... И полдня ходила по домам, выспрашивала, кто потерял... Пока один тут пьяница не соврал, что это -- его... Она -никогда... А ее...
– - и ткнулась в фартук уже глазами.
Мезенцеву еще нужно было оставить свой номер телефона в опорном пункте, сказать что-нибудь назидательно-умное, а может, и вообще ничего не
6
У мужчины так тряслись руки, словно по ним пропускали ток.
– - Вы должны вернуть мне пятьсот десять рублей, -- тихим слезливым голосом уговаривал он полную женщину с копной крашенных под блондинку волос на округлой, будто вырезанной циркулем голове.
– - Вы обвесили меня на двести граммов. Я дома... только что...
– - Что дома?! Что перевесил?! Знаем мы вас: отсыпал пару апельсинов, а теперь права качаешь!
– - на ней не было белого халата, и в своей ярко-красной куртке она казалась не продавщицей, а случайной прохожей, на время подменяющей настоящего продавца.
– - Я не буду у вас брать, -- отказалась от покупки девушка, которой уже взвесили в грязной пластиковой миске кило яблок, и пошла дальше по улице.
– - Буду -- не буду!
– - швырнула продавщица яблоки в ящик, бросила под столик миску, перевернула металлическую тарелку весов и брызнула слюной прямо в лицо мужчине: -- Террорист! Ты у меня всех покупателей отпугнешь! Ничего я не буду тебе возвращать!
– - и, повернувшись влево, крикнула торговке-соседке, скучающей за заборчиком из пластиковых бутылок, которые почему-то никому были не нужны в такую сырую и зябкую погоду: -- Маш, посмотри за моим гнильем! Я пойду пожру дома! А то в обед не успела, а теперь так внутри сосет, будто зверь какой завелся...
– - Позвольте!
– - выставил перед собой сетку-авоську с давлеными оранжевыми мячиками мужчина.
– - Позвольте! Но вы обязаны!.. У меня есть права потребителя!..
В эту минуту он, маленький, седенький, в очечках с треснутым стеклом, смахивал на профессора, который не может понять, почему студентка не выучила такую легкую тему.
– - Да пошел ты!
– - отмахнулась продавщица, и ее ярко-красная семафорная куртка, которая, казалось, была до звона сильно натянута на бетонных ягодицах, скрылась в подворотне.
По многолетнему опыту работы сначала в обычном госмагазине, потом в "комке" и теперь вот у кавказца-частника, торгующего овощами и фруктами, она твердо усвоила, что против такой фразы оружия нет. Это только по учебнику психологии, который непонятно какими путями попал как-то в подсобку магазина, она узнала, что в ответ на оскорбление человека, то есть на проявленную агрессию, он тоже ответит агрессией. А на самом-то деле все выходило не по учебнику: после отсыла к известному мужскому органу покупатели мямлили что-то глупое и быстренько сбегали, словно стыд перед свидетелями оскорбления оказывался сильнее обиды. Впрочем, наверное, так случалось еще и потому, что она знала, кого оскорблять, и, к примеру, шахтерню и шоферню не трогала. Эти ребята реагировали так, как не снилось даже в самом кошмарном сне создателям учебника психологии.