Ради Инглиш
Шрифт:
Марк трет лицо. Иногда Бек делает так же, когда о чем-то думает или в замешательстве. Даже странно, что я раньше не замечала, насколько сильно эти двое похожи друг на друга.
— Могу я просто сказать? Бек очнется и поймет, что натворил. Сегодня, вероятно, этого не произойдет, потому что его голова как блок цемента. Но когда это случится, не знаю, завтра или в любой другой день, он будет полностью раздавлен, потому что у него сердце его матери — мягкое и доброе. Поверь мне, Шеридан. Я знаю своего сына. Когда Инглиш подкинули на крыльцо в той картонной коробке, когда он
Эта часть Бека мне знакома. Но тот мужчина, который оскорблял меня, ушел из моего сердца до того момента, пока я не смогу перестать думать так о нем.
— Я понимаю, он — ваш сын, и вы верите в его лучшие стороны. Я же не могу сейчас о них думать. Возможно, однажды я смогу переступить через это, но прямо сейчас… Одна только мысль о нем заставляет меня снова начать плакать. Его слова настолько сильно ранили меня, будто он точно знал, куда и как нужно бить.
— Хорошо. Но мы с Анной всегда готовы помочь тебе. Она сейчас там, на улице, в твоей машине. Бек купил ее тебе, и все документы оформлены на тебя.
— Она не нужна мне. Я не могу позволить себе такую машину. Даже ее обслуживание.
— Мы позаботимся об этом для тебя.
— Нет, не надо.
— Что ж, если дела между вами двумя не изменятся, ты сможешь продать ее и купить то, что тебе нравится. Мы поможем с этим, Шеридан. Мы с Анной считаем тебя частью нашей семьи. Не важно, что случится, так будет всегда.
Грустная, легкая улыбка появляется на моем лице.
— Спасибо. Я ценю то, что вы пытаетесь сделать. Действительно.
Он снова обнимает меня, и прямо сейчас мне хочется, чтобы мой отец оказался жив. Эти мысли сразу перетекают в другие, а потом начинаются рыдания. Боже, это когда-нибудь кончится?
Когда мои рыдания переходят во всхлипывания, он поднимается и говорит, что принесет брелок от ключей. Когда он возвращается, Анна вместе с ним, а ее лицо красное и опухшее. Она тут же обнимает меня, и мы обе снова плачем.
— Ох, Шеридан, как бы я хотела иметь возможность дать ему крепкого пинка под зад.
У меня вырывается тихий смешок, и я добавляю:
— Мне тоже.
Она отступает назад, держа меня за плечи.
— Пожалуйста, пожалуйста, позвони нам, если тебе что-то понадобится. Мы любим тебя, дорогая.
В ответ я лишь киваю.
Когда они оба уходят, Мишель проскальзывает обратно в комнату.
— Ты в порядке?
— Уже не знаю.
— Я знаю лишь одну вещь. Его родители полностью на твоей стороне. И они знают своего сына. Они правы. Он бредит, Шер.
— Ладно. Но если жизнь с ним представляет
Мишель смеется.
— Я не шучу.
— Знаю, но это похоже на одно из тех коммерческих шоу. Надеюсь, он не сделает что-то такое радикальное. Да и если ты будешь там, не позволишь этому случиться.
— Но я не могу вынести подобные бредовые атаки с его стороны. Ладно, я больше не хочу об этом говорить. У меня мозг начинает вскипать.
— Как насчет кино?
— Только дома, потому что у меня настолько опухло лицо, что я не выйду на улицу.
— Клево, ты выбираешь.
На моем лице появляется дьявольская улыбка, и она кричит:
— О нет, только не «Миньоны!»
Когда начинается фильм, я очень быстро засыпаю. Вся эта ситуация с Беком выжала из меня все соки, и я просыпаюсь только в воскресенье утром, лежа на диване и укрытая одеялом. Одно я знаю точно. Жизнь продолжается. Так было и после смерти мамы, и после смерти папы. И я уверена, что так будет и после всего случившегося. Я не позволю этому полностью разрушить меня. У меня будет вечеринка-сожаление, потом я натяну штанишки большой девочки и отправлюсь в этот дерьмовый мир. Еще один пункт в список дерьмовых уроков для Шеридан.
Глава 12
Шеридан
Видеть Инглиш в школе катастрофически мучительно. Когда она заходит в класс, то налетает на меня, практически сваливая с ног.
— Я скучаю по тебе, мамочка.
О, черт. Не думала о том, как буду справляться с этим. Точнее, думала, но полагала, что сильнее этого.
— Нет так сильно, как я по тебе, принцесса.
Я втягиваю носом аромат кожи девочки, и ни за что не хочу отпускать ее. Сладкий запах клубники проникает в нос, из-за чего на глазах появляются слезы. Мне хочется придушить Бека за его идиотизм.
— Дай-ка посмотреть на тебя. — Я отхожу назад и улыбаюсь. — Мне нравится твой наряд, и мне кажется, ты выросла. Ты сегодня была за рулем?
— Мама, будь реалисткой. Банана привезла меня. Я провела у них ночь, а Бунниор опять съел мои тапочки.
— Неужели?
— Ага, а потом его стошнило ими в лежак. Это так противно.
Она зажимает рот, и я хихикаю.
— Что ж, может, это преподаст ему урок, что тапочки невкусные.
— Надеюсь на это. А когда ты вернешься домой? Твоя подруга уже чувствует себя лучше?
— Эм, пока нет. — Так вот, что они ей сказали. А я-то думала. — Она все еще нездорова. Но, может быть, скоро поправится.
Оставшаяся неделя пролетает точно также: Инглиш приходит ко мне каждый день и спрашивает про Мишель. Каждый день ее лицо выглядит огорченным, будто она начинает что-то подозревать.
В пятницу Сьюзан отсаживает меня в сторонку за обедом и хочеь узнать, что происходит.
— Ты всю неделю выглядишь опустошённой. И не отрицай этого, Шеридан.
— Да, дела сейчас идут не очень гладко.