Так проясняется истина. Читая предыдущие книги Порвина, мы могли думать, что гуляем по своего рода картинной галерее – разглядываем живописные пейзажи, любуемся игрой светотени, отмечаем промельк крыльев веселой птицы, мерцание воздуха, густоту листьев. А это оказался не пейзаж, но военная карта-двухверстка, на которой обозначают укрепления, непроходимые места и господствующие высоты, планируют марш-броски боевых единиц, проводят стрелки будущих атак, готовятся к очередному наступлению.
И не готовятся даже.
Уже наступают.
Гимны перемирия
«Растений отмeршие части всё ищут работу, никто не возьмет…»
Растений отмeршие части всё ищут работу, никто не возьметзасохшие листья на должность важнейшего смысла – сегодняшний
деньразросся, сумел заменить и прошедший, и будущий свет;какая удача, что можно тобой поступиться, рабочая сила.Три времени – это избыток, когда исправлять неуемное сердцедостаточно только тебя – обучившийся правде – зазор.На месте раскопок растет изумленье: какоесияние древности! (вхожее в наши настольные лампы),какие победы! (мы их приглашаем в свои авторучки),чудесная весть! (заливаем ее в бензобаки) —есть место всему, и любому находится дело – успейучебный комплект получить, состоящий их всех элементовстоль нужного «я», что бесплатно предложено нам,где царствует свежесть, продленная хладом.
«Для ложных озер, что качнулись на белых лучах тишины…»
Для ложных озер, что качнулись на белых лучах тишины,для воздуха, ставшего «почва», рассказан мицелий – ужелисверкнуло в руке грибника наторелое лезвие, стависточником зимних метафор – по ним, по ступеням твоим смысловымвосходит нутро, принимая секвенцию звука, игру на ветвях:для полых ветвлений нет места среди угасающей битвы,для яда нет времени – нужно сдавать в гипермаркетлесной урожай, расфасованный в шорох, с каким обнажается голод.Торговая музыка, тихие скрипы тележек, рядов изобильный гипноз,вы – главное в жизни, коль снегом хрустит на зубахнетленное облако, слывшее сердцу защитой;пока в новостях говорят о продлении мира,останками древних воителей полнись, отдел заморозки.
«Отвлечь коллективную душу умелыми рейдами в клубах…»
Отвлечь коллективную душу умелыми рейдами в клубахприходят нежданная слаженность, ясность, покой:фонариком светят в глаза: опознать расширенье труднее,чем в узких приказах ютиться семейством своим рядовым,покуда начальство не видит в пластинках диджейских:виниловый ствол несдающейся музыки, ты нашинкован кружкaми,и тянется с кухни такой аромат, для каких не бывает повторов;едва отвернешься – уже на погонах предвечные сэмплы,и плачет в сержантском кармане отъявленный бит,жалеет, что лег не под эти понятные строки —отбиться не в силах от пота служебного, что навалился всей массой.
«Во тьме удлиняется время, свои раздвигает границы…»
Во тьме удлиняется время, свои раздвигает границы:застрявшие в теле куски арматуры, осколки пейзажаврастают друг в друга, сливаясь в единый скелет, обновивустройство людское: вот-вот, выходя сквозь понятие «жертва»,обрящет сверхсилу глядящий в замедленный взрыв,растянутый шрифтом на триста страниц… До свиданья, учебникистории, встретимся в новой сердечности, в поле отмены:военным вторженьем прикрыта любовная жажда, и столь жечувствительны к свету глаза, как заря – к сокровенному зренью;усилием взгляда нельзя утаить времена, укрупнившие душу,пусть даже зрачком расширяется час, попадающий в сумрак, —есть слово о прочих дверях, что открыты тебе.
«Маршрут корабельный историю, верно, продлял…»
«Маршрут корабельный историю, верно, продлял,винты погудели – и стерли твое восприятие в
пену…» – дослушатьотчизну, обретшую слово, легко человеку, зовущему лучглубинами, давшими имя уходу войны,а ставшие чистым призывом – макнутся в приливную благость:так в чувство непросто прийти, если чувство слилосьс просторным «везде», что потребны другие запасы:в лачуге алхимика небо кипит, ударяясь о стенкиотчаянной колбы, забравшей прозрачность у древних дыханий;восполнена радость, призвавшая сонм кормовыхпробоин, тебя утоливших, тобой утоленных.
Отплытье просрочено, стухли швартовы, заплесневел плеск:ты, в трюме слежавшийся сумрак, скажи: капитан корабляизгибом туземного времени в душную даль завлечен?Забыт на причале – в себе упакованный – вдох, маркировка блеститзвездой европейской, сумевшей военную соль наверстать:упущенной сладостью входит заря в капитанские сны —прозрачны шелка, и манящие линии фронта вовсю медовеют,растаяла горечь прощанья: матросы восславить готовыкасания пресные, речью возгонку творятебе, привередливый груз отсырелого вкуса: с утраморской набираешь воды, тяжелея, надеясь пуститьпосудину эту на дно произвольного небаеще до заката.
«Лазурь переварена, сытной прозрачностью жив…»
Лазурь переварена, сытной прозрачностью животряд насекомых, отправленный в точку костра —кто знал, что огонь разрастется? Не видно с небесподробностей, въевшихся в знамя, какими дотлеетрешимость народная всякую власть устранить: оставайся,душа, где зияют разбитые окна управы… Стекольщикосколок реки в задымленную раму вправляет, а птицылатают пиджак депутата – вытаскивать пули из тел —задача для клюва понятная: хваткостью песенной вынутьлатунную гладкость истории, чуя железный сердечник,его своенравную стать принимая как данность.
«Сквозь кожу сосут комары добровольное время…»
Сквозь кожу сосут комары добровольное время,не в силах взлететь, кучевым тяжелея нутром:«Кто небо засунул в тебя, комариный живот, не призналв гудении звездную взвесь, распыленную в пронятый воздух…»Для вдоха сырье разговором нащупано – вряд ли отпрянет, так что жеты медлишь, рассвет, заплутал в обесцвеченных звеньях метафор —конвойный грядет перекур, раздвигая границы дыханья;легко улизнет с постамента крылатый укус, где хлопкoмладони прикрыто мгновенье… От пыли дыхательный путьпротерт умозрительной ветошью, взятой из книго днях комариной печали, о том, как свобода роитсяи просит сравненья о мире.
«Согласно легенде, сбежавшая нечисть свои разроняла глаза…»
Согласно легенде, сбежавшая нечисть свои разроняла глаза,они приживались во мхах, прирастая ко дням стебельковым:в глазницах иссяк дословесный, понятный сомнению клейстер,а может, его не бывало и вовсе; но лучше помедлить – рука офицеразапрячет в нагрудный карман тишину, песнопение сажи,лесную прохладу, свивание гнезд, переставленный сумрак(все двигали мебель, отсутствие света к столу приравняв) —дыханье костра воспарит, обнимая всей жгучестью эту способностьраспасться золой, прожигая согласье с легендойсквозным ощущеньем: лишь это жилище укроетпришедшую зиму от стужи – и нас навсегда сохранитот вражьих рассказов, столь милых бессмертному сердцу.