Радость
Шрифт:
Когда в процессе терапии Салли научилась плакать, то нередко сопровождала плач словами: «Не покидай меня, папочка». Она признавала, что ждала от отца любви, поддержки и защиты, которых, как ей чувствовалось, не получала от матери. Когда отец бросил семью, матери пришлось пойти работать, а Салли оставляли на попечении бабушки, вызывавшей у девочки настоящий ужас. Однажды ей приснилось, что она стоит на морском берегу и видит, как к ней приближается бабушка. Салли померещилось, что та собирается ее убить. В этом сновидении у нее было побуждение броситься в море и утопиться. Салли помнила также происшествие, когда бабушка промывала ей волосы в очень горячей воде, из-за чего она стала вопить от боли и пыталась вынуть голову из бадьи. Но бабушка снова затолкала ее голову в кипяток, говоря, что вода должна быть достаточно горячей, чтобы в ней погибли все вши. Старуха обращалась с Салли весьма сурово и вечно угрожала покончить с собой, если внучка не будет «хорошей», послушной девочкой. Чтобы сделать эту свою угрозу более эффективной и правдоподобной, бабуся всегда носила при себе маленькую коробочку, якобы наполненную всякими ядовитыми травами, которые она угрожала съесть всякий раз, когда Салли плакала или протестовала против чего-нибудь. Неспособность заплакать или энергично воспротивиться незаслуженному отношению к себе до сих пор продолжала присутствовать в личности Салли, и причиной тому было серьезное ограничение дыхания, вызванное сильным напряжением в ее грудной клетке и в гортани.
Освободить Салли от указанного напряжения было отнюдь не
Вслед за распадом своего брака Салли влюбилась в другого мужчину, который на поверку оказался едва ли не точной копией ее бывшего мужа, равно как и отца, — таким же безответственным и нечестным. Начал он с самой высокой ноты, провозгласив супруге свою вечную любовь, которая оказалась на деле в большей мере словами, чем чувством. После того как Салли изобличила его во лжи и их отношения прекратились, она впала в глубокое отчаяние, испытывая при этом чувство, что она не в состоянии продолжать все эти поиски и посему ей предстоит умереть. Моей пациентке заметно помогло, когда я обратил ее внимание на следующую закономерность: тот, кто ждет, что его спасут, кончает тем, что его проклинают. Ей вовсе не нужен никакой мужчина, и она сама куда как способна стоять на собственных, к тому же крепких ногах. Но она сопротивлялась и отказывалась занять указанную позицию, поскольку такой выбор требовал от нее взглянуть прямо в лицо собственному отчаянию — отчаянию в связи с тем, что ее отец никогда не возвратится и что ей, быть может, никогда не суждено найти мужчину, который бы любил ее. Она была в состоянии воспринять реальность своей ситуации на сознательном уровне, но не на эмоциональном, поскольку ощущала ее как чрезмерно болезненную и пугающую. Салли боялась, что, согласившись с фактом измены со стороны своего отца, своего мужа и своего последнего поклонника, она спустит с привязи дремавшую в ней нестерпимую, смертельную ярость против них, которая выплеснется бешеной вспышкой гнева, воспринимаемой ею самой как грядущее безумие. Чтобы не дать подобному случиться, она заранее заковала себя в психологическую смирительную рубашку. Однако, если в детстве предоставление выхода своей ярости и могло быть для Салли опасным делом, сейчас это соображение потеряло силу — и для той женщины, которой стала Салли, и для той ситуации, в которой она теперь находилась. В качестве моей пациентки она без всякого риска могла разрядить свою ярость, нанося по кровати пинки и удары руками за все то, что ей довелось пережить на своем веку. Тем она и занималась, но, помимо этого, Салли также выражала сильный гнев в мой адрес за то, что я не воспринимаю ее чувство отчаяния настолько серьезно, как ей бы того хотелось. Она негодовала по поводу моего утверждения, что все средства преодоления ее проблем имеются в ней самой. В своих негативных чувствах она отождествляла меня с собственной бабушкой, требовавшей в свое время зрелой жизненной установки от очень опечаленного и запуганного ребенка. Я же, в свою очередь, не уставал подчеркивать, что ей нужно быть более реалистичной и зрелой, принимая свое отчаяние как данность, которая берет начало в ее непростом прошлом, и позволяя себе горько плакать и тем самым облегчать и снимать свою боль. Что ж, отношение Салли ко мне лишний раз подтверждало старую истину: подавленный гнев пациента часто изливается на того человека, который пытается нести помощь.
В главе 3 я настоятельно подчеркивал, насколько важно добиться у пациента плача, и показал, что это вовсе не так легко сделать, как кому-то может подуматься. У большинства детей выражение печали не одобряется старшими, а кое-кого из них попросту бьют, если им случится заплакать. В результате подобной «выучки» у таких детей развивается жесткая, стянутая верхняя губа, а многие даже гордятся тем, что обладают способностью не сломаться и не заплакать тогда, когда им причиняют сильную боль. Выражение своей печали с помощью слез и плача представляет собой один из способов поделиться своими чувствами с другими. Независимо от того, как могут высказаться по этому поводу отдельные конкретные лица, наблюдающие плач, большинство людей реагируют на плачущего человека позитивно. Окружающие могут даже попытаться поддержать и укрепить его слабеющий дух, и редко человека осуждают или отталкивают за то, что у него брызнули слезы. Однако в целом наше нынешнее общество отчасти напоминает бредущие вразброд остатки разгромленной армии, пытающиеся добраться домой после поражения, причем считается, что шансам беглецов выжить угрожает всякое проявление слабости воли. «Держись, продолжай стараться, не поддавайся, выше голову». Все эти призывы имели бы смысл в случае преследования со стороны врага или, если держаться поближе к житейским реалиям, в ситуации, когда неподалеку имеется надежный и безопасный дом, где нас ждут. Но в этом мире нам не дано найти никакой подлинной безопасности нигде, кроме как в своем собственном Я. Богатство, положение и власть — все это вовсе не ответы на основополагающее, глубинное чувство отчаяния и отсутствия безопасности. На самом деле именно усилия по преодолению собственного отчаяния и ощущения опасности чуть ли не гарантируют устойчивое присутствие указанных чувств в составе личности.
Когда Салли стала ощущать свое отчаяние, я предложил ей улечься на биоэнергетический табурет и дышать. Затем я попросил ее пронзительно вопить следующий текст: «Все это без толку! Мне никогда не найти того, кто бы защищал и любил меня!» Когда она стала это делать, то разразилась очень глубокими рыданиями и неожиданно обнаружила, что ей перестает хватать воздуха. Плач тут же прекратился, и единственное, что она смогла произнести вместо предложенной мною тирады, были слова: «Я не могу дышать, я не могу дышать» и «Я сейчас умру». Но на самом деле она дышала, и даже глубже, чем когда-либо перед тем, как приступила к терапии. Ей, правда, в этот конкретный момент действительно не хватало воздуха, но данное явление служило воплощением ее желания жить, а не просто выживать. Недостаток воздуха можно также истолковывать как результат конфликта, существовавшего в личности Салли: капитулировать перед собственным горем и перед страхом, что ее могут бросить, если она так поступит, или продолжать неустанную борьбу. Я поддерживал вариант капитуляции, веля ей целиком отдаться плачу. По мере следования этому указанию ее плач становился все мягче и глубже. Когда Салли начала хватать воздух, ею овладело ощущение паники, но это паническое чувство исчезло по мере того, как она полнее отдавалась плачу. Я мог при этом наблюдать, как грудная клетка моей пациентки становилась не такой жесткой, а живот расслаблялся. Потом
У людей всегда возникает чувство паники, если волна сильного выдыхательного движения не в состоянии свободно пройти через диафрагму в брюшную полость. Она блокируется по причине сокращения диафрагмальной мышцы, что может оказаться болезненным и вызывать ощущение тошноты. Важно располагать пониманием этой реакции, если хочешь помочь пациентам глубоко дышать. Тошнота и ощущение, что тебя вот-вот вырвет, развиваются при столкновении упомянутой дыхательной волны с напряжением в диафрагме, или, иначе говоря, грудобрюшной преграде, которое действует подобно каменному волнолому, заставляющему набегающую волну отскочить и двинуться в противоположном направлении — в данном случае вверх. Если указанная волна проникает через диафрагму в брюшную полость, она попадает в психологическую преисподнюю, в мир тьмы. В мифологии диафрагма, которая по форме напоминает купол, часто видится представляющей поверхность земли. Но ведь всякая жизнь, прежде чем появиться на свет, берет свое начало во тьме земли или матки. Мы боимся темноты, поскольку ассоциируем ее со смертью, с вечной темнотой, царящей в матке и в преисподней. Одновременно это еще и мрак ночи — того времени, когда сознание умирает и мы отправляемся спать, чтобы на следующее утро заново родиться свежими и бодрыми. Отказ от сознания, присущего эго, пугает многих людей, которые испытывают трудности, если нужно окунуться в сон или в любовь. Те индивиды, кто в своем бессознательном не напуган до смерти, могут опуститься в психологическую преисподнюю брюшной полости и найти там радость и экстаз, которые сулит человеку его сексуальность. Если ты хочешь найти радость, то нужно найти в себе мужество, причем немалое, и бросить вызов херувиму с пламенным мечом обращающимся, который охраняет вход в сад Эдема — наш земной рай.
Спустя две недели, когда Салли пришла на очередной сеанс, она рассказала, что обретенное было хорошее самочувствие исчезло. Я уверил ее, что оно непременно вернется к ней, если она снова сможет выразить свое горе и отчаяние. Лежа на кровати и изо всех сил пиная ее, она визгливо вопила: «Я устала стараться! Все это ни к чему! Я больше не в силах этим заниматься!» Опять эти пронзительные крики позволили ей открыться недолгому, но глубокому плачу, но на сей раз, разрешив себе заплакать, Салли не ощутила никакой паники. К концу сеанса она вновь почувствовала, что ее телу становится хорошо. На самом деле заявление Салли «Я устала стараться» было вполне уместным применительно к ее нынешней жизненной ситуации. На службе от нее часто требовали работать сверхурочно и даже брать работу домой, что мешало ее желанию проводить побольше времени с сыном. Невротическая личность Салли не позволяла ей протестовать. Подчинение для неё означало выживание, и это было единственное, что она твердо усвоила. Однако по мере того, как благодаря все более глубокому плачу и дыханию у нее росли жизненные силы, Салли стала гораздо острее ощущать болезненность своей текущей ситуации, равно как и гнев против этой ситуации. Укрепившись благодаря этому чувству гнева, она в один прекрасный день вступила в конфронтацию со своим хозяином, который, к ее крайнему удивлению, не высказал никаких возражений, когда она отказалась работать сверхурочно иначе чем в действительно аварийных и срочных случаях.
Моей пациентке по-прежнему надо было еще очень много работать со своим телом. Его закрепощенность заметно пошла на убыль, но ему все еще было далеко до полноты удовлетворенности. Салли уже была в состоянии различать свет в конце туннеля, но до этого долгожданного конца было еще ох как далеко. Ей надо было продолжать проделываемую работу: дышать — для еще большего расширения грудной клетки, пронзительно вопить — для еще большего раскрытия своей гортани, плакать — для смягчения живота. Эту работу следовало продолжать в течение длительного времени, чтобы усилить в ней ощущение безопасности и углубить испытываемую радость. В ней все еще крылись значительные и нуждавшиеся в выходе запасы гнева против бабушки — за то, что пугала ее, против матери — за то, что игнорировала ее, против отца — за то, что совращал и отвергал ее. Отношение к сильному полу являлось в ее неврозе критическим элементом. Будучи убежденной, что она нуждается в мужчинах, Салли позволяла им использовать себя. В какой-то момент ее гнев против мужа взорвался и выразился в ощущении, что она способна сию минуту отрезать ему мошонку. Однако она вполне осознавала, что владевшее ею чувство потребности в мужчинах заставляло ее действовать по отношению к ним как настоящей совратительнице. Впрочем, указанное ощущение потребности сильно уменьшалось по мере учащавшихся у нее прорывов сильных чувств, которые вели к снижению глубинной, основополагающей паники и давали ей возможность ощутить, что она вполне в состоянии быть одна и находить радость в собственной свободе.
Уильям являлся типичным представителем золотой молодежи, и его проблемы были описаны в главе 5. Я вел с Уильямом работу в течение нескольких лет, и он достиг в своей жизни заметного прогресса. Давным-давно он женился на агрессивной особе, от которой был полностью зависим. Затем, когда этот брак распался, он попал в депрессию. Мобилизовав всю свою энергию, Уильям выкарабкался из этого состояния и снова начал по всем направлениям вести активную жизнь. Он узнал многих других женщин и начал удачно продвигаться в том деле, которым занимался профессионально, но все равно испытывал разочарование из-за того, что чего-то в его жизни недоставало. Когда он впервые консультировался у меня, я на основании огромного напряжения во всем его теле хорошо видел, что этот мужчина испытывает муки. Уильям и сам был в состоянии почувствовать существовавшее в нем напряжение. Он знал, что ему нужно хоть немного расслабиться, но, хотя он и согласился с моими словами по поводу его сильно выраженного напряжения, он никак не прореагировал на них эмоционально. Уильям не плакал и не впадал в гнев. Однако он испытывал желание работать со своим телом, чтобы углубить дыхание и стать более заземленным. Проделываемая работа действительно помогла ему почувствовать себя лучше и стать более продуктивным. В то же самое время мы с ним работали над его взаимоотношениями с матерью, которая в свое время заставила его поверить, что он — не обычный человек, а существо высшего порядка. Аналитическая работа в этом направлении шла параллельно и одновременно с работой физической, телесной. Отец никогда не был для Уильяма сильной фигурой и опорой, поскольку он, как и сын, находился в исключительном и безраздельном владении матери. В данное время я выполнял ту роль, от которой когда-то отрекся его отец, и мой пациент делился со мной разнообразными событиями своей жизни.
На протяжении нескольких последующих лет Уильям продолжал добиваться прогресса. Он достиг настоящего признания в своей профессии и встретил женщину, к которой испытывал любовь и уважение. Обрел он также и способность плакать, причем занимался этим регулярно как на терапевтических сеансах, так и дома, проделывая биоэнергетические упражнения. К этому времени он стал вполне преуспевающим человеком и подумывал о повторном браке с той женщиной, о которой только что говорилось. И вдруг в момент, когда все, казалось бы, шло хорошо, Уильям вновь начал жаловаться на ощущение фрустрации и разочарования. Невзирая на чувство любви к своей нынешней спутнице жизни, значительная часть сексуального возбуждения и наслаждения в отношениях с ней куда-то исчезла. В начале своего рассказа о случае Уильяма я уже упоминал о своей убежденности в том, что главным фактором, препятствующим его капитуляции, являлась устойчивая неспособность испытывать сколько-нибудь сильный гнев против матери. Однако притом, что в этом деле ничего не изменилось и он по-прежнему был не в состоянии почувствовать здесь хотя бы минимальный гнев, его фрустрация только усугубилась.