Радости и тяготы личной жизни

Росс Джоу Энн

– Почему? – ахнула Кэсси. Ведь она именно так думала о своей дочке.

– Потому что со временем я поняла, в чем была не права. Глухота – это не инвалидность, когда, например, отказывают конечности или наступает слепота. К сожалению, в нашем сегодняшнем мире глухота считается неполноценностью. А ведь мир глухого человека – это мир человека нормального, мисс Макбрайд. И наша задача в тем и состоит, чтобы глухие дети чувствовали себя полноценными, не изгоями, не инвалидами.

Какой бы непривлекательной вам не показалась

сейчас моя идея, но Эми необходим равный доступ и в мир глухих людей, и в мир слышащих. Ей необходимо бывать в среде глухих, тех, кто уже достиг многого в своем развитии, именно для того чтобы поверить в себя. Конечно, в сочетании с постоянными индивидуальными занятиями.

– Эми ведь только один год, миссис Кэмпбелл, – сочла нужным напомнить Кэсси.

– Никогда не рано заняться воспитанием уверенное, и в себе, – успокоила ее Эдит, дружески похлопав по коленке. – Не волнуйтесь, дорогая, не так уж много времени вы потеряли, вместе мы все наверстаем.

Эдит Кэмпбелл, как выяснилось, была своеобразной последовательницей Дейла Карнеги и Нормана Винсента Пила. Она говорила почти два часа; печенье было все съедено, чай давно остыл, а Эдит повторяла и повторяла: глухие люди могут делать абсолютно все, что люди слышащие, все, кроме одного – они не могут слышать. Если разум постигнет это, а сердце поверит, достичь можно будет всего. Могу все, но не слышу. Формулировки этой мысли менялись, оставалась суть.

Главное – достоинство человека неслышащего.

Когда наконец Эдит замолчала, Кэсси неожиданно для себя обнаружила, что впервые за эти полгода настроение у нее оптимистичное и бодрое.

– Когда бы вы смогли начать работу? – поинтересовалась она.

– Когда буду нужна.

– Вы были нужны и полгода назад, – призналась Кэсси. – Придется исправлять сделанные мною ошибки.

Однако уже через неделю воспрявшая было духом Кэсси получила очередной удар – после разговора с администратором клиники, которую рекомендовала доктор Гэрриет Грин.

Сурдодефектологическая детская клиника была уютной, удобной, стены холлов и кабинетов были разрисованы мозаиками и орнаментами – дело рук самих пациентов. Всюду были игрушки – куклы, машинки, складные головоломки, краски и карандаши на маленьких ярких столиках. Побеседовав с лечащим врачом Эми, Кэсси узнала, что сначала важно заняться с девочкой индивидуально – это забота специалистов клиники. Особая программа будет и для домашней работы. Позднее Эми определят в возрастную группу для коллективного обучения.

– Место замечательное, – на следующий день Кэсси рассказывала Нине, во всех подробностях описывая клинику. – Сотрудники высонепрофессиональны, к детям внимательны и, похоже, по-настоящему любят свое дело.

– Тогда почему у тебя лицо кислое?

– Да потому что это жутко дорого. Полдня промотавшись по страховым конторам, я выяснила, что скидок мне не положено. А самостоятельно оплатить все счета

я не смогу, даже если найду вторую работу.

– У меня на этот счет есть кое-какие соображения, – сказала она.

– Нет, – покачали Кэсси головой, – ты и так уже слишком много для меня сделала. Больше я у тебя ни цента не возьму.

– Тебе никогда не приходилось слышать, что поспешные выводы до добра не доведут? Ладно.

В общем, я давно жду подходящего момента. Ты сейчас в хорошей форме, фигуры все это тебя не лишило, – Нина профессиональным взглядом окинула роскошное тело Кэсси, – так что, пришло время «запускать» тебя в дело.

– О, конечно, – с иронией откликнулась Кэсси, – ты сама позвонишь в «Вог» или это сделаю я?

– Для начала сделаем фото пробы, – серьезно сказала Нина. – Завтра, в девять утра ты встретишься с Томми Джонсом.

Кэсси достаточно долго проработала в фотоагентстве Грейс, чтобы знать это имя. Джонс был одним из корифеев своего дела. Совершенно очевидно, что Нина всерьез решила заняться своей подопечной.

– Мне надо подумать.

– Прекрасно. Подумай, а мы пока приведем в порядок твою голову.

Нина встала, прошла в ванную, где Эми отмывали от овсяных хлопьев, которыми она посыпала свою голову.

– Эдит, – обратилась Нина к миссис Кэмпбелл, которая, казалось теперь, всю жизнь жила в этом доме. – Я забираю Кэсси на «капитальный ремонт». Вернемся часам к шести. Но, возможно, и позже.

– За нас не беспокойтесь, – откликнулась Эдит, – мы с Эми прекрасно управимся. Так что развлекайтесь, девочки.

– Когда из твоей шевелюры мы соорудим какое-нибудь подобие прически, займемся маникюром, – сообщила Нина, когда они устроились на заднем сиденье такси. – Ногти у тебя явно коротковаты.

– Ты же знаешь, что я стригла их, чтобы не поцарапать Эми. Менять ей одежку приходится часто.

– Это верно, – согласилась Нина, – однако теперь этим будет заниматься Эдит.

Что-то подобное ревности кольнуло Кэсси в сердце.

– Я все же остаюсь матерью Эми, даже если Эдит будет жить у нас постоянно.

– Конечно, остаешься, – нетерпеливо подхватила Нина. – Господи, Кэсси, можно подумать, ты оставила ребенка в цыганском таборе, а не под присмотром добродушной няни-бабушки, кстати, первоклассного специалиста-дефектолога и, между прочим, весьма высокооплачиваемого.

Кэсси, все еще опасаясь, что Эми, когда научится говорить, назовет мамой не ее, а Эдит, промолчала.

Через три часа грива Кэсси превратилась в руках волшебника Кеннета в струящийся каскад, на коротко подстриженные ногти наклеили миндалевидные перламутровые пластинки, а Нина преподала ей краткий курс макияжа.

– Чувствую себя Элизой Дулитл, – призналась Кэсси, наблюдая в зеркало, как Нина наносит ей на скулы тончайший слой румян.

– Вот так. Выглядишь – потрясающе, – наконец объявила Нина.