Радуга в твоих ладонях
Шрифт:
«Теперь ему к тому же придется еще и утешать меня», — подумала Ольга, и слезы хлынули с новой силой.
Он приподнял ее, и она оказалась сидящей на его коленях.
— Я ведь сказал, что все в порядке. — Его рука гладила ее по щеке, вытирая слезы, и ей пришлось спрятать лицо у него на груди, чтобы он не видел, какой она становится от слез еще более некрасивой. Его рука стала гладить ее по волосам, и Ольге начало казаться, что действительно все в порядке, что ничего страшного не произошло. Но сколько еще можно навязываться человеку? Она рванулась, собираясь встать и уйти, но он удержал ее. Его руки были сильными, невозможно было с ним справиться. А грудь — широкой и крепкой,
— Ты не уйдешь отсюда, пока не расскажешь мне, что случилось перед нашей встречей в вестибюле, — сказал он, поднимая к себе ее лицо и вытирая последние слезы. Его пальцы были такими сильными и такими ласковыми. — Я тогда не добился от тебя ответа, — продолжал он. — Но у меня было дело, и я опаздывал. А сейчас время у меня есть, и я во что бы то ни стало тебя выслушаю.
— Да нет, ничего не случилось, — прошептала Ольга, уже сдаваясь. Он оказывал на нее очень странное действие, ей была так приятна его близость. И она словно перенеслась в далекое детство, когда она вот так же сидела на коленях у отца и рассказывала ему о своих проблемах и бедах.
— Ну, если бы ничего не произошло, ты бы никогда не пришла сюда, не так ли? И я рад, что пришла ты именно ко мне, — произнес он, окончательно настроив ее на волну искренности.
Игорь посадил ее в кресло, встал, принес себе стул, сел напротив, сказал:
— Я слушаю.
И в его интонации была такая дружеская заинтересованность, что Ольга, удивляясь себе, вдруг выложила все, даже то, что мужчине рассказывать не принято.
— Я не такая, как все, я не умею жить в этой реальной жизни. Я не умею любить и не могу быть любима, — делилась она личным, сокровенным. — Я давно поняла это, и меня мало расстраивала моя непохожесть на других. Но сегодня мне восемнадцать…
— А в восемнадцать хочется чуда, — завершил он. — Я понимаю тебя, мне тоже было восемнадцать. Но ты ошибаешься на счет себя… Ты все умеешь. Даже больше, чем все остальные. Я ведь видел, как ты играешь Джульетту. Если ты можешь так передавать чужие чувства, то твои собственные должны быть в сотни раз сильнее. Поэтому и требования к людям и к жизни ты предъявляешь большие, чем другие. То, что устроило бы другую девушку, неприемлемо для тебя. Тебе нужна настоящая любовь, а не подделка. Так что не виноваты ни ты, ни этот мальчик, ни Вика. А когда будет настоящее, оно не покажется тебе грязным или пошлым. Все будет чистым, если это любовь.
— Но ведь я даже целоваться не могу с мужчиной, меня от этого тошнит! — воскликнула Ольга.
Он вдруг засмеялся, и Ольга, забывшая о барьере между ними, вдруг осознала, что говорит с мужчиной, у которого богатый опыт общения с женщинами, и представила, как смешно ему ее слушать. Она привычно потупилась, сжалась и замолчала.
— Ну ладно, хватит об этом, — сказал он, вставая.
Ольга тоже встала и направилась к двери, желая как можно скорее уйти. Она весь вечер делает одни глупости. Зачем она наговорила ему это все? Как она могла говорить мужчине такое! Но Ольга была словно под гипнозом — так действовал на нее Игорь. Он оказался у двери раньше и перегородил дорогу. Сняв с вешалки сумку, расстегнул ее, достал букет роз.
— С днем совершеннолетия, малыш, — сказал он, протягивая Ольге букет.
— Но как вы могли заранее узнать? Ведь я только сейчас сказала, — лепетала Ольга, глядя на упругие алые лепестки.
— Не вы, а ты, и потом, не нужно ничего выяснять. Думаю, мы оба ждали этого момента, так что не нужно лишних слов, — сказал он.
Действительно, зачем выяснять? Она сама в самом деле хотела быть рядом. А о том, чтобы он подарил цветы, даже и не мечтала. Это было чудо,
— За тебя, за твое счастье, — сказал Игорь.
Ольга подошла и, внутренне содрогаясь от мысли, что придется вновь выпить что-то алкогольное, тоже взяла рюмку.
— Ты попробуй, не понравится, не пей, — сказал он.
Ольга, чтобы не спорить, поднесла рюмку к губам и почувствовала аромат ананаса. Очень давно ананасы привозил из Москвы ее папа. И с тех пор она не пробовала их. Она не помнила их вкуса, запаха, и сейчас на нее повеяло чем-то знакомым и родным. Она отпила немного. Это оказалось ничуть не противно, наоборот, невероятно вкусно.
— Это немецкий ликер, — сказал он. — Он лишь недавно стал появляться у нас, и я знал, что тебе понравится.
Ольга допила ликер и положила в рот конфету, тоже необыкновенную на вкус, тающую во рту.
Игорь включил настольную лампу, выключил верхний свет, включил приемник и стал крутить ручку, выбирая музыкальную программу.
— Магнитофона, к сожалению, нет, — сказал он, останавливаясь на одной волне. Ольга была рада, что он миновал несколько эстрадных шлягеров, которые она и сама не выносила и которыми ее мучила Вика, постоянно включающая радио и тоже сетующая на отсутствие магнитофона. Хрипловатый голос Высоцкого пел о любви. Это была одна из любимых Ольгиных песен. О том, как схлынул всемирный потоп и из его вод появилась любовь, растворившись в воздухе.
И чудаки еще такие есть, Вдыхают полной грудью эту смесь. Не требуя ни клятв, ни обещаний И думая, что дышут просто так, Они внезапно попадают в такт Такого же неровного дыханья…Игорь слушал, откинувшись на спинку стула, заложив руки за голову. Ольга смотрела на него, и ее вновь посетило ощущение нереальности всего происходящего. Она сама подлила себе еще ликера, с удовольствием пила, слушая любимого певца. А в лице Игоря не было даже намека на непроницаемость и невозмутимость. Было такое впечатление, что он в жизни постоянно носил маску, а сейчас сбросил ее. Он улыбался как-то странно… и в его лице были детская незащищенность и восторженность.
— Обычно ты другой, — произнесла Ольга.
— Я глупо счастлив, — сказал он.
У Ольги перехватило дыхание от его короткой фразы. Она и сама была неправдоподобно глупо счастлива.
Я дышу, а значит, я живу, Я живу, а значит, я люблю.Высоцкого сменил саксофонист. Пронзительная страстная мелодия отзывалась в сердце, и было так хорошо, так бесподобно хорошо. И от музыки, и от улыбки Игоря, и от действия ликера, и от аромата роз, то едва уловимого, то накатывающего сладкой волной. Розы за неимением вазы поставили в литровую обычную банку тут же, на столе, и это тоже было чудо… Ольга привыкла анализировать свои мысли и ощущения, внимательно следя за собой, но сейчас ей было не до этого. Не все ли равно, почему? Если так хорошо. Просто сидеть, молчать и слушать музыку.