Радужная Нить

Уэно Асия

Ладно, буду справляться с трудностями по мере их возникновения — говорят, так поступают мудрые люди. Интересно, что за Сила ждёт меня здесь и почему не проявляет себя? Древо? Весьма вероятно… Ладно, буду пользоваться передышкой. Может, и впрямь вздремнуть?

А моя мать и её посмертная участь? А мико? В чём причина её действий, и почему я сумел противиться её воле, пускай и слабо? А дядюшка, бежавший младший принц и события при дворе; кстати, хотелось бы осведомиться и о делах семейных! Что там в Оваре? Ох, сколько забот… не стоит задерживаться на острове, каким бы священным он ни был. Хотя, по словам Ю, время движется здесь

своим ходом. В крайнем случае, можно будет отправиться на поклон к Силе Воды… в самом крайнем случае!

Тень-тень-фьюу! Тень-тень-тень!

Какое умиротворение! Век бы лежал, слушая птичьи трели! Но при этом совсем иное чувство, нежели под водой. Там я ощущал некую отстранённость, отрешённость от мира. Замкнулся в себе, и всё вокруг перестало существовать. До того, как меня окликнула эта рыба с кошмарным нравом. Вернусь домой — упрошу матушку… то есть, сестрицу добыть к столу копчёного угря! Из простой человеческой мстительности.

Интересно, нуси является сикигами Воды или нет? Подозреваю, что это так: какова Сила, таковы и духи-прислужники. Даже внешне — вон, пламенная сики тоже птица, как и Хоо. Любопытно, Хоо и Сила Пламени — это одно и…

— Ты кого-то ждёшь, смертный?

Я резко вскочил, за щебетом и гамом пернатых не расслышав тихие шаги по траве.

Женщина. Молодая и красивая, пышнотелая, с загорелой дотемна кожей — что вовсе не лишено своеобразной прелести. Яркий румянец на смуглых щеках, губы кроваво-красные, как лепестки цветущей сливы, чёрные глаза слегка сужены, тая в себе внутренний огонь. Брови тонкие, как ниточки — не угольком рисованные поверх выщипанных, а настоящие. Волосы, сколотые драгоценной шпилькой, свиваются над высоким лбом в медные кольца. Изящная шея обнажена, а лоснящаяся от благовонных масел кожа предплечий украшена татуировками: множество пёрышек, каждое выколото с превеликим старанием. Через локти переброшен длинный отрез шёлка ра, чёрный с одного края и красный с другого; настолько длинный, что ниспадает до земли. На тонких запястьях звенят, переливаются мелодичным смехом бронзовые браслеты и цепочки с бубенчиками, то же и на щиколотках, откровенно выставленных напоказ. Одеяние короткое, чуть ниже голени, и напоминает тот ханьский наряд, в котором Ю встретил меня в Кёо. Узкое платье с разрезами по бокам сшито из самой дорогой золотой парчи, под ним виднеется край алых штанин, узких и плотно обтягивающих ноги. Туфельки тоже ханьские, угольно-чёрные, расшитые золотым узором.

Ах, что за женщина! Солнечный свет! С такой можно говорить лишь прямо и искренне, беседовать душой, не голосом.

— Жду, прекрасная! — кланяюсь я в восхищении. — Жду. Уж не тебя ли? Или передо мной небожительница, что спускается в человеческий мир на искрящихся белых крыльях?

— Какой вежливый гость нынче пожаловал, и какой проницательный, — с манящей улыбкой на полных губах произносит она, и звуки её речи подобны сладостному пению. — Огнекрылой наступает срок перерождаться, так что никто нам не помешает…

"Выходит, я ошибся — не Древо, а…" Но додумать я не успеваю. Она тянется ко мне, и вот уже её руки обвиваются вокруг моей шеи, а сама она стоит, прильнув каждой жилкой, притиснувшись мягким телом. Жарко! Кажется, одежда объята пламенем!

Губы её пылают, призывают приблизиться. Поцелуй, долгий и многообещающий, пряный и пьянящий… С чего бы вдруг… зачем? Ах, какая разница! Я запускаю пальцы

в медные волосы, и те рассыпаются буйными волнами до самой земли. Совсем как другие — чёрные, что паутиной оплели двоих, обнявшихся и крепко спящих на татами. Нет. Нет!

— Что удерживает тебя, милый гость? — хмурится она. — Или кто? Раньше с тобой было проще!

— Прости, но то было раньше, — я отвожу взгляд от опаляюще-чёрных зрачков. — Я изменился.

— Разве не ты на протяжении всего путешествия мечтал о короткой встрече со сговорчивой красоткой? — она смеётся, и бубенчики вторят веселью, в котором нет и следа обиды или разочарования.

— Могу ли я своей неосмотрительностью оскорбить ту, что служит Великой Силе Пламени, покровительствующей нашему роду?

— Разве любовь может быть оскорблением? И я никому не служу.

Обольстительница искоса поглядывает на меня, выжидая, что же я сделаю. Значит, она и есть!..

— Не знаю, — стряхнув остатки любовного одурения, честно признался я и посмотрел ей в глаза. — Сомневаюсь, любил ли хоть раз по-настоящему. Вот мой хороший друг Ясумаса — тот и впрямь влюблён, и мог бы легко тебе ответить, госпожа!

— Какой прок в ответах, которые легко дать? — прищурилась женщина. — Ценны лишь те, что добываются с кровью сердца, проклёвываются из него, словно птенец из скорлупы. Когда будешь уверен в том, каков твой, наш разговор продолжится. Ты же спрятал то пёрышко, признавайся? И… передай моему соплеменнику, что мне приятен его выбор.

— Ки-рину? — уточнил я на всякий случай.

— Да-да, Многоцветному. Давно мы с ним не виделись, но родственничек и рога не кажет. Чайку бы испили, поболтали о своём, о ханьском… впрочем, прекрасно понимаю, что прошу невозможного. А потому говорю не в укор, а… соскучилась я по нему!

Выходит, у моёго друга не только внешность уроженца Срединной Страны, но и… как интересно! Ведь только что об этом думал.

— Тебе лишь кажется, что ты хорошо его знаешь, — рассмеялась красавица.

— Позволь не согласиться, госпожа! Наоборот, я совсем его не знаю! Ни капельки!

— По сути, это одно и то же, — пожала она загорелыми плечами, и браслеты на руках снова заплясали-зазвенели.

— Попробую уговорить его навестить тебя, — предложил я. — Если ты согласна.

— Не торопись, ещё не время. Лучше приходи сам, когда найдёшь ответ на мой вопрос! — погрозила пальчиком Сила Пламени. — И только посмей заявить, что тебя смущает мой пол — точнее, его отсутствие! Я вижу тебя насквозь, Хитэёми-но Кайдомару, против женщины ты бы не устоял! А теперь отойди в сторонку, мне требуется свободное пространство.

Я торопливо выполнил приказ, в глубине души радуясь, что легко отделался. Если хорошенько подумать, ещё неизвестно, кто опаснее: склонный к крайностям Угорь или она. Женщина! Самая, что ни на есть настоящая, что бы ни говорила.

Моя новая покровительница закружилась так быстро, что края ленты, чёрный и красный, слились воедино. Они касались травы вокруг её ног, и сначала мне почудилось, а потом я узрел воочию, как лёгкие языки пламени окутали гибкий стан до пояса, а затем, словно кокон шелкопряда, скрыли её всю. Золотая стена поднялась до неба, разделилась надвое, и огромные крылья всколыхнули голубую высь. Несколько взмахов — и Огнекрылая Хоо унеслась прочь, пригнув деревья и оставив на месте своего перерождения чёрное пятно золы с белым яйцом посередине.