Радужные надежды
Шрифт:
— Сегодня не в счет, мы же договорились. А начиная с завтра ты еще наплачешься от такого привередливого работодателя, как я.
Шэрон улыбнулась, показывая, что нисколько не верит его угрозам. А Рэндалл со стыдом вспомнил, сколько раз заставлял Мэрианн работать далеко за полночь, иногда до самого утра. Секретарша жаловалась, что у нее есть жизнь и вне офиса, но его это нимало не интересовало. Главное было срочно подготовить контракт.
— Не могу представить, чтобы подчиненные тебя не любили.
— Даже если и не любят, то не
За два раза он умудрился принести всю посуду и сложить ее в раковину. Но когда включил воду и взял в руки первую тарелку, Шэрон поспешно вскочила и попыталась его остановить.
— Оставь посуду в покое. Я сама помою ее позже.
Ему стоило бы оставить в покое не только посуду. Надо было повернуться и уйти из кухни… и из жизни этой женщины. Целовать ее — чистейший идиотизм.
Но Рэндалл видел, что она очень устала, и, если усадить ее и дать отдохнуть несколько минут, голос совести может поутихнуть.
— Послушай, я не так уж часто горю желанием кому-то помочь. Но раз уж я сегодня такой добрый, сядь, пожалуйста. А когда я закончу мыть посуду, убери ее на место.
Рэндалл понял по выражению лица Шэрон, что она собирается спорить, поэтому отложил тарелку, взял молодую женщину за руку и подвел к столу.
— Садись и ешь.
— Но мне не нужен десерт.
— А ребенку?
Последний аргумент оказался решающим — Шэрон опустилась на стул и принялась есть вафли. Обрадовавшись маленькой победе, Рэндалл вернулся к раковине.
— А как же ты? — спросила молодая женщина, отпивая кофе.
— А я уже сыт. Ни кусочка больше не влезет.
— Я рада, что не разучилась готовить.
— А для Лесли ты готовила? — ревниво спросил Рэндалл.
— Нет. Он не большой любитель домашней еды. — Шэрон отпила еще кофе и грустно улыбнулась. — Честно говоря, чем дольше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что между нами не было практически ничего общего.
— Тогда почему же ты с ним связалась? Чем он тебя привлек?
Шэрон ответила далеко не сразу. И, взглянув на нее через плечо, Рэндалл увидел, что она печально смотрит в пространство.
— Я задавала себе этот вопрос тысячи раз. Наверное, потому, что была одинока и хотела тепла и внимания.
Рэндалл от удивления на миг забыл о грязных тарелках.
— Ты потрясающе красива. Не верю, что ты и в самом деле была одинока.
— Нет, друзей и знакомых у меня хватает, — отмахнулась Шэрон. — Но это совсем другое. С тех пор как умерла бабушка, я чувствовала себя потерянной, никому не нужной. Вероятно, мне показалось, что Лесли сможет заполнить эту пустоту в моей жизни. — Она презрительно фыркнула. — Ну и дурой же я была!
Не похоже на речи женщины, пытавшейся заполучить обеспеченного мужа. С другой стороны, глупо было бы предполагать, что она возьмет и расскажет первому встречному о неудавшемся плане зажить в роскоши.
— Ты упоминала бабушку, —
— Можно сказать и так. По крайней мере с шести лет, когда умер мой отец. Дедушки уже не было на свете, а бабушке исполнилось семьдесят, и со здоровьем у нее было неважно. Однако до моего восемнадцатилетия она все же дотянула, не хотела, видимо, оставлять внучку. И умерла в день моего рождения. Так что шаг во взрослую жизнь был ознаменован вместо гостей и пирогов полицейскими и машиной из морга. — Шэрон грустно улыбнулась. — Впрочем, зачем я это рассказываю? Тебе, должно быть, неинтересно.
— Напротив, — заверил ее Рэндалл. — Я весь внимание.
Ему отчетливо представилась хрупкая восемнадцатилетняя Шэрон, оставшаяся совсем одна наедине со своим горем. Можно было только восхищаться ее мужеством и силой воли.
— Я бы совсем пала духом, если бы не сеньора Монсеррат. Она и с завещанием помогла разобраться, и поминки организовать, и заупокойную мессу… Тогда-то мне и достался этот дом по наследству. Бабушка в нем родилась и прожила всю жизнь. Я его ни за что не продам.
— Должно быть, ты очень любила старушку, — не спросил, сказал Рэндалл.
— Больше всех на свете. Хотя у меня почти никого и не было… Мама не слишком мною интересовалась. Она четыре раз была замужем, сейчас живет где-то в Штатах, кажется. Мы очень давно не виделись, и мама не знает о моей беременности.
А Рэндалл предположил, что, не желая огорчать родителей, Шэрон скрыла, что ждет ребенка. Оказывается, у нее фактически нет матери. Ну и ну.
— А почему вы не общаетесь? У вас не сложились отношения?
— Как сказать… Она просто знает, что я не одобряю ее стиля жизни: не нашла времени, чтобы на похороны собственной матери приехать! Но, вообще-то, Марианна — так ее зовут — обычно забывает, что у нее есть дочь.
— Ты, должно быть, переживаешь.
Шэрон горько улыбнулась.
— Когда-то да, переживала. В нежном возрасте. А теперь привыкла. К тому же у нее свои проблемы, с которыми она вряд ли разберется.
— Какие проблемы? С законом?
— Нет, — покачала головой Шэрон. — Скорее, психологические. Я никогда не могла понять и принять ее поведения, но бабушка объяснила мне, что это последствия смерти отца. Она его очень любила и так и не смогла смириться с его гибелью.
— Значит, все остальные замужества — это своего рода попытка компенсации, да?
— Наверное, — вздохнула Шэрон. — А я слишком напоминаю ей отца и былое счастье. Поэтому бедняга не могла выносить меня рядом подолгу.
Сердце Рэндалла преисполнилось одновременно жалости и возмущения. Он-то хорошо знал, как чувствует себя ребенок, которым не интересуется мать. Выходит, в детстве на долю Шэрон выпали те же боль и одиночество.
— Я тоже давно не общаюсь с матерью. И не стремлюсь к этому, — через силу произнес он.