Ракетный полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно, или романтическое путешествие барона фон Мюнхгаузена на берега реки Лугань
Шрифт:
Карл Иероним горько вздохнул и ответствовал:
– Три года назад по взаимному согласию с моими родственниками и бывшими друзьями я ушел из жизни в мир иной.
Я выпучил глаза. Стоявший передо мной барон был вполне реален и материален и нисколько не походил на призрака из потустороннего мира.
Мюнхгаузен, видимо, угадал мои мысли и немедля пояснил:
– Между мной и Бернардиной-Якобиной с компанией было заключено джентльменское соглашение о том, что ни я их, ни они меня беспокоить не станем... Я забрал Марту, поселился здесь, на окраине Ганновера и превратился в садовника
Он вздохнул и грустно улыбнулся:
– И ты знаешь, меня полностью устраивала такая жизнь - размеренная, спокойная и серенькая...
– Не верю, - я затряс головой.
– Вы же барон Мюнхгаузен, герой, путешественник!
– Ошибаешься, Томас. Я стал Мюллером, просто садовником Мюллером... Помнишь наш полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно? Мои работы по созданию ракетной техники?
– Еще бы не помнить!
– фыркнул я.
– Как будто вчера все было!
– Так вот даже эти работы я прекратил, - с горечью произнес мой друг.
– Собрал все чертежи и расчеты и отослал в поместье моего друга барона фон Брауна. С припиской использовать эти наработки не ранее, чем через сто лет. Пусть кто-нибудь из потомков барона все-таки откроет человечеству путь в космос!
Он немного помолчал, грустно вздохнул и продолжил:
– Я сделался типичным образчиком городского мещанина: работа, домашнее хозяйство, семья. Работа, дом, семья. Все по кругу, строго по расписанию, с нашей известной всему миру пунктуальностью... И так длилось три года... Но вчера...
Мюнхгаузен замолчал и опустил взгляд.
– Вчера? Что случилось вчера?
– Мое сердце замерло.
– Вчера Марта взяла сына и ушла, - сухо сообщил барон.
– Оставила записку, что выходила замуж за путешественника барона Мюнхгаузена, а не за садовника Мюллера, и не намерена больше жить этой мещанской жизнью, без всяких событий и приключений...
– И вы...
– У меня перехватило дыхание.
– И я решил вернуться, Томас!
– Барон вскинул голову, и в глазах его полыхнули веселые искры.
– Нет больше Мюллера! Барон Мюнхгаузен воскрес! Воскрес раз и навсегда!
Я был рад настолько, что не сдержался и немедленно заключил моего старого друга в самые горячие объятия, на которые был способен.
10.3
Известие о "воскрешении" барона Мюнхгаузена взбудоражило город. Радость вылилась на улицу, кто-то даже организовал маскарад и праздничное шествие. В мэрию студентами городского лицея было подано прошение о немедленном переименовании города Ганновера в Мюнхгаузенштадт.
Впрочем, не все разделяли всенародное ликование. Бернардина-Якобина и прочие родственники и бывшие друзья барона подали в суд исковое заявление, в котором объявляли Карла Иеронима самозванцем - дескать, садовник Мюллер сошел с ума и вообразил, что он Мюнхгаузен.
Суд долго вникал в суть вопроса и, в конце концов, решил провести экспертизу. На центральной городской площади установили огромную пушку, ствол которой был направлен едва ли не в зенит: чтобы доказать свою подлинность
Но барон почуял неладное, да и фрау Марта - она снова вернулась к Карлу Иерониму, как только он перестал быть садовником Мюллером, - подтвердила, что пушка не готова к настоящей стрельбе.
По настоянию моего друга порох немедленно заменили на сухой.
Карл Иероним окинул присутствующих грустным взглядом, горько улыбнулся краешком рта и сказал:
– Я понял, в чем ваша беда: вы слишком серьезны! Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!
Ответом было молчание. Давящая, тревожная тишина невидимым покрывалом накрыла город. Только ветер шелестел листвой среди ветвей деревьев в городском парке.
Мюнхгаузен вдруг улыбнулся своей обычной озорной улыбкой, в глазах заплясали бешенные огоньки веселья:
– Кстати, три года назад я хотел подарить вам лишний день - тридцать второе мая, но тогда мой подарок не был принят. Так пусть же сегодня, наконец, будет именно этот дополнительный день в году! Тридцать первое июня, господа! Будем считать, что я отправляюсь в путь тридцать первого июня тысяча восьмисотого года! Никто не против?
Мы все словно онемели.
– Я так и знал, - чуть прищурившись, произнес мой друг.
– Наш народ всегда славился единодушным одобрением всего и вся!
Он помахал рукой, прощаясь, и по веревочной лестнице стал подниматься к жерлу орудия.
Площадь замерла. Все понимали, что сейчас по всем законам обычной физики должна свершиться трагедия!
Но веревочная лестница, по которой барон взбирался к пушечному стволу, вдруг самым невероятным образом стала вертикально и начала стремительно вытягиваться вверх. Мюнхгаузен же упорно продолжал карабкаться по ней, и вскорости скрылся среди белых пушистых облаков.
– Томас, - позвал меня бургомистр, - вы лучше нас всех знаете барона. Объясните, что, черт возьми, происходит?
– Ничего особенного, - я пожал плечами.
– Карл Иероним фон Мюнхгаузен решил не доверяться вашей технике и отправился на Луну пешком - вот по этой самой лестнице!
– Э...
– наш градоначальник поперхнулся воздухом.
– И никак нельзя вернуть его обратно?
– Увы, нет, - я покачал головой.
– А если мы снарядим экспедицию вдогонку?
– встряла в наш разговор Бернардина-Якобина.
– Вернем его на Землю принудительно!
– Боюсь, у вас ничего не выйдет, - я развел руками.
– Это еще почему?
– подал голос Рампкомф-Хюден.
– Я лично готов возглавить погоню!
– Там, - я указал рукой в небо, - там холод космический, цвет неба иной... Вакуум, дышать совершенно нечем... И еще радиационные пояса...
– А как же сам барон?
– Любовник бывшей баронессы удивленно захлопал глазами.
– Как он может пешком шагать по космосу в таких жутких условиях?
– Так это же барон фон Мюнхгаузен, - я снисходительно улыбнулся.
– Он может все!