Ракеты и подснежники
Шрифт:
– - Вам не дается радиотехника, не понимаете?
– - участливо спросил я, чтоб как-то сгладить тягостную обстановку.
Демушкин молчал, болезненная судорога пробежала по его бледному лицу.
– - Может, трудно или другое...
– - Все я понимаю, товарищ лейтенант, -- тихо промолвил солдат, не поднимая головы.
– - И не трудно вовсе. Вот вроде и знаю, и ясно... А как отвечать, эта проклятая боязнь как обухом по голове трахнет и отшибет все, теряюсь. От войны это. С матерью прятался в погребке.
Он говорил торопливо, будто старался побыстрее освободиться от чего-то неприятного. А последние слова произнес с непонятной горечью и поднял глаза: в них застыло тревожное ожидание. Так вот оно что! Позади меня недовольно сопел и переступал с ноги на ногу Коняев. И тогда-то в тишине сбоку раздался негромкий голос Скибы:
– - Разрешите, товарищ лейтенант?
– - Он выступил на шаг вперед.
– - Забыл доложить вам... Обговаривали в госпитале с ним, как дальше эту справу, то есть дело, решать. В общем, беру обязательство, как кандидат партии, сделать из него оператора.
Добродушное лицо Скибы теперь было серьезным, даже суровым, и слова произносил отрывисто, жестко. Демушкин с надеждой и радостью уставился на него. Потом вдруг повернулся ко мне, весь вытянулся и напрягся.
– - Даю слово, товарищ лейтенант, буду оператором. Вот увидите! Перед всеми говорю...
Он остановился, бледно-розовый румянец появился на впалых щеках, руки сжались в крупные кулаки.
Я поспешно сказал:
– - Хорошо, Демушкин. Сейчас у нас будет совещание, наметим конкретный план... Соберите, сержант Коняев, всех в класс.
Мне было неприятно, хотя все будто обошлось благополучно. Браться воспитывать, не зная всей подноготной, Перваков, равносильно садиться писать музыку, не представляя нот. Это тебе еще один урок...
10
Спустя два дня возвращался перед обедом с позиции. Уже у самого дома меня нагнал дневальный: подполковник Андронов вызывал к себе. Я терялся в догадках: зачем мог понадобиться? Сегодня виделись не один раз, а в последний -- всего час назад -- мог бы сказать. Впрочем, пути начальства неисповедимы.
С прибором опять затор. Новая схема получилась сложной и никак не поддавалась расчету. Накануне, злой и расстроенный, уже далеко за полночь отбросил карандаш. А утром осенила счастливая мысль: ведь в аппаратуре немало используется аналогичных схем, -- значит, можно отыскать подходящую и по ее образу и подобию сделать свою, а там уже дотянуть методом подбора! Как это до сих пор не додумался?! После обеда собирался снова заглянуть в кладовку к старшине Филипчуку: знал, немало придется испортить
У казармы стоял "газик", заляпанный грязью, с забрызганным смотровым стеклом. По номеру определил: полковой! Кто бы это мог быть?
В узкой длинной комнате канцелярии стояли фанерный шкаф, сейф, два стола, покрытые темно-синими байковыми одеялами, и несколько стульев. Здесь всегда держались сумерки, а сейчас было еще и накурено. Не сразу в сизом дыму разглядел, что тут кроме Андронова находились замполит Молозов и главный инженер полка Стрельников -- он-то и приехал на машине, ожидавшей у казармы.
После моего доклада инженер-майор поднялся со стула, энергично пожал руку, широко улыбаясь, предложил:
– - Садитесь, изобретатель!
Понял: разговор предстоит не минутный.
Стрельников с той же улыбкой перевел взгляд с меня на Андронова, будто решая, к кому из нас отнести свой вопрос, спросил:
– - Как дела-то идут?
– - Вчера на тренировке чуть не подвел, -- проговорил Андронов.
– -Двойку могли получить: необстрелянных курчат -- молодых операторов посадил к шкафам.
Я знал о требовании подполковника: во время тренировок по самолетам у шкафов должны работать только опытные операторы. Но вчера я решительно настоял на своем -- посадить молодых. Андронов сдался, только когда я резко спросил: "А как, товарищ подполковник, с экзаменами на классность? С планом подготовки операторов, который вы утвердили?" Теперь он сказал об этом случае с видимой суровостью, но я догадался: мое вчерашнее поведение с запозданием одобрил.
Главный инженер повеселел:
– - Что ж, молодец. В полку по достоинству оценили после доклада посредника то, что у вас работали молодые. И проявили себя хорошо. На разборе воздадут должное.
– - Стрельников повернулся ко мне.
– - Ну а прибор объективного контроля -- изобретение? Подвигается? Комиссия по рационализации и изобретательству и я, как председатель, не дождемся его рождения. Прибор до зарезу нужен всем. Не только вам. Всем ракетчикам. От соседей ваших еду, спорный случай на тренировке произошел, а если бы прибор был!.. Специально заехал подстегнуть вас.
Он смотрел на меня с надеждой, вопросительно.
– - Прибора нет. Грамоты не хватает. Будто слепой, толкусь на одном месте, -- признался я.
У замполита засияли глаза, он беспокойно передвинулся на стуле:
– - Получается прибор! Ишь ты какой скромный! Как переоценить, так и недооценить -- одинаково плохо, Перваков. Объективность должна быть.
– - Упорно сидят со Скибой в кабине, -- заметил Андронов.
– - По вечерам у Первакова поздно свет. Все хотел предупредить: не предъявила бы счет молодая жена!