Рама для молчания
Шрифт:
О, тяжкая доля собственника! Приобретение дома – а ведь каким новеньким и крепеньким казался, когда осматривали его впервые: уж на наш-то век хватит! – сулило буколические радости. Впрочем, любого нормального хозяина такие смотрины рассмешили бы – ну кто станет покупать дом, не войдя вовнутрь (в тот день бывшие владельцы забыли в Москве ключи)? Е. только обошла вокруг, приникая к каждому окошку (что она там разглядела?), ощупала теплые бревна и вдруг поняла: этот дом – мой. А М. для принятия решения хватило трех белых на участке, что росли под высокой березой.
Когда «мышеловка захлопнулась», т. е. были получены все бумаги, удостоверяющие наши права на дом, и прошла эйфория, выяснилось, что он, как и всякая собственность, требует ухода и, соответственно, вложения капиталов. Это урок всем, кто хочет хоть чем-нибудь владеть. То крыша, то ступеньки, тут прогнило, там расшаталось… Так что первое десятилетие ушло на полное обустройство: водопровод, сараи, клумба. Сажали и плодовые деревья: сначала яблони, погибшие от морозов, зайцев и подземных крыс, потом – две вишни (третья тоже не выжила), давшие за все годы целых девять ягод, да и те склевали птицы.
Покончив с необходимым, принялись за излишества. Возникла пристройка с душевой кабинкой и теплым ватерклозетом. Е. слышала по радио, как представитель риелторской фирмы расхваливал квартиру в элитном доме, напирая на то, что там площадь ванной комнаты целых девять квадратных метров. Ну прямо как наша пристройка – три на три! И как верх разврата вдруг смертельно захотелось сидеть вечерами у горящего камина и глядеть на живой огонь…
И вот в углу красуется камин, но терраса завалена строительным мусором, что приводит впечатлительного М. в ужас. Впрочем, всякое нарушение порядка в первую минуту повергает М. в шок: кажется, что никогда мир не вернется в свое привычное, удобное состояние. Но на это есть великолепная пословица: глаза боятся, а руки делают. Сейчас этих рук в наличии три. Две левые и одна правая. Непрошеный возраст артритом постучался к Е. и вывел из игры ее правую руку. Закованная в лангету, она может исполнять только подсобную роль, как та же Е. назвала одну из своих книг – «Лучшая роль второго плана». Зато очень способствует исполнять должность главнокомандующего. Приказов хватило бы на добрую дивизию, но М. один, мнит себя офицером, которому меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. Да вот беда, куда б ни послали, солдат не придали, и все надо делать самому.
Как ни странно, порядок воцарился тем же вечером. А сейчас проблема: какие васильки собрать для окончательного украшения террасы. Во ржи васильки высокие, норовят обогнать колосья, в овсах – низенькие, но широковетвистые, на одном стебле три-четыре цветка. Побеждает лень: за высокими надо
Вернувшись с васильковым по цвету и ботанической сути букетом, обнаруживаем, что камин уже используется. Кошка Марыся уютно свернулась клубочком в самом его жерле. Е. хватается за фотоаппарат – картина презабавная. Ничего, опробуем вечером камин – не полежишь.
Вечера ждать не пришлось. Атлантический океан перегрелся, испарился, кажется, весь и опрокинулся неслыханным ливнем на нашу бедную землю. А где-то там, в отливах, обнажилась, выйдя на поверхность, загадочная страна из древнегреческих сказаний. Ее не обнаруживают с воздуха лишь потому, что в такие часы погода нелетная. Природа, истомившаяся зноем, ликует, раскатываясь веселыми громами, а Е. печалуется: «Опять дорогу размыло!» После такой грозы ожидается солнышко, голубоватый пар над изумрудной травой… Дудки! Ливень перешел в унылый нескончаемый дождик, мгла за окном не рассеялась, а только сгустилась, объяв пространство ранними сумерками.
Давно ждала своего часа бутылка белого вина, привезенная весной из поездки сквозь бескрайние виноградники Эльзаса и Лотарингии. Сегодня есть достойный повод – премьера камина. Дело тормозит очередной лингвистический казус.
М. утверждает:
– Затопим камин.
Е. кипятится:
– Топят печку, а камин разжигают.
М. настаивает:
– Нет, разжигают костер! Вот тебе доказательство – сам Иван Алексеевич Бунин:Что ж, камин затоплю,
Буду пить.
Хорошо бы собаку купить.
Была у нас собака… Не просто собака, а самая лучшая на свете. Так и видно ее сейчас в отсветах пламени. Лежит задумчиво, положив морду на лапы, вздыхает. А кот Бурбон пристроился где-то рядом. Они любили друг друга, и пес умер от тоски через две недели после смерти кота. Бедная Марыся – чудная девочка, перед которой все время стыдно за невольные сравнения. А собаку новую мы едва ли купим… Гроза не прошла даром. Отключили электричество. И мы оказались обречены провести вечер не просто у камина, а вдобавок при свечах. Настоящий романтический ужин. Что ж, не бывает худа без добра.
Каждой пятнице, как известно, предшествует четверг. Для М. это особый день – надо убрать дом, чтобы встретить Е. в полном блеске, а еще наполнить вазы цветами. Лучшие цветы произрастают на берегу Дёржи. Вдоль спуска из сорока ступеней, когда-то выложенных старательным односельчанином, ярко-желтыми солнцами горят пупавки, их оранжевая разновидность в Сибири называется жарками. И ярко-голубыми фонарями то здесь, то там вспыхивает цикорий. Ближе к реке качаются синие султанчики шалфея. И свысока на мелочь посматривает желтый коровяк. За ноги цепляет липкая травка с белыми мелкими цветочками – ясменник. Мы сравнительно недавно такие грамотные в ботанике. Сосед из деревни Мозгово сделал М. поистине царский подарок: вручил ему в какой-то торжественный час двухтомный определитель «Травянистые растения СССР». Оттуда почерпнули прелестное название травки, в наших палестинах не растущей, только на Дальнем Востоке: джефферсония сомнительная. «Погодка джефферсонится», – говаривает Е., когда в час, предназначенный для прогулки, небо вдруг обкладывается грозовыми тучами. Возвращается М. с полной охапкой, а потом добрых два часа составляет букеты по росту и цветовой гамме. Искусству икебаны он не обучался, но для дилетанта, по мнению Е., получается неплохо.
Каждая наша машина обретала имя собственное. Как с наречением младенцев и зверей, чаще всего это действо носит инфернальный характер, и результат не поддается разумному объяснению. Впрочем, бывают и вполне логичные имена – в честь кого-нибудь или по каким еще признакам. Вот была, например, у нас машина Мурёнка, поскольку в техпаспорте ее цвет морской волны был обозначен как «мурена», потом – Бацилла (уменьшительно-ласкательное Циля), поскольку буквы ее номера составляют фамилию великого микробиолога – КОХ, а сейчас опять Мурёнка, поскольку согласные в номере РНК.
В пятницу утром по крышу в пыли или грязи в зависимости от погоды, преодолев путь в двести пятьдесят километров, Мурёнка въезжает в распахнутые ворота. Разгрузив багажник, М. непременно спрашивает:
– Что нового в столице?
Но Москва бедна новостями. Даже в ту пору, когда не было мобильников и Интернета, особых происшествий не случалось: разве что ураган в июле 1998 года и дефолт в августе. Теперь же при ежедневной безлимитной связи вопрос и вовсе превратился в ритуальный. Что раньше, что теперь деревенских новостей неизмеримо больше. В тиши полей и лесов событием становится всё: у кого потек холодильник, у кого кошка пропала на трое суток, кто в знойную неделю умудрился принести с десяток белых, у кого пионы распустились на неделю раньше срока – да мало ли важного случается здесь каждый день.
А еще приезжает автолавка. Это огромный крытый грузовик, дребезжащий всеми сочленениями на ухабистой дороге. На подъезде к деревне он начинает оглушительно сигналить, оповещая народ, как вечевой колокол. Но мог бы и не затрудняться – народ уже образовал очередь. В этом году случилась полная победа капитализма: по разным дням недели стали приезжать машины из двух конкурирующих магазинов и бороться за покупателя.
Любопытства ради – нам от автолавки ничего не нужно, ее клиенты – старики-пенсионеры или «безлошадные» отпускники – М. идет на вечевую площадь. Только закрыл калитку, из-под ноги раздается:
– Мяу!
Марыся, как уже было сказано, – кошка с характером верного пса. Куда бы М. ни пошел, она увязывается за ним, как Санчо Панса за своим повелителем. Сколько хитростей изобреталось, чтобы отвлечь ее внимание – все напрасно. Раньше она боялась овсяного поля: в его зарослях она чувствовала себя, как Данте, прошедший жизни путь почти до половины. И, едва ступив на тропинку, делала несколько шагов, панически мяукала и возвращалась домой. А тут она как-то вдруг осмелела, сначала робко, с каждым шагом все отважней и отважней, пересекла поле до конца, прошла рощу, а там второе поле – и не струсила, порой даже обгоняла хозяина на пару шагов. Как М. ни щадил кошку, а километра четыре в азартных поисках лисичек проделал. И кошка с ним. Слава Богу, в отличие от покойного анархиста Барона, не отлучалась, жалась к ноге и путешествие выдержала достойно.
А уж в родной деревне сам Бог велел увязаться за М. И не только ей – тут у автолавки целый зоопарк. В соседней деревне одна московская дама держит стойло с двумя лошадьми и ослом. Конюхом там служит гастарбайтер из Средней Азии. Он и въехал к автолавке, как в Иерусалим, на осляти. А еще со своими хозяевами пришли три собаки. Марыся за авантюризм расплатилась паническим страхом и забилась под грузовик, откуда никакими мольбами извлечь ее было невозможно, пока М. не догадался зайти домой за кошачьим лакомством. На этот раз автолавка привезла массу самых экзотических продуктов – от килек пряного посола до ананасов, но почему-то не догадались привезти хлеба. Ой что было!!!
Это новости деревенского масштаба.
Но есть и районные. Местную зубцовскую и ржевскую прессу мы покупаем регулярно. Нам интересно все: ремонт дорог и газификация, привесы и надои, ход уборочной и происшествия, среди которых случаются весьма экзотические.
А еще один важный источник районных новостей – страховщица. Каждый ее приход (благо, платить за сезон можно частями), хоть и отнимает в силу словоохотливости агента не меньше часа-полутора, приносит массу новой информации. Ведь она, как когда-то сельский почтальон, знает все и про всех. Тут вперемешку сплетни и высокая политика: от мордобития на субботней дискотеке и кражи поросенка до хода стройки дома новой главы района и (полушепотом) пресловутых последствий появления по соседству резиденции Самого… Легка на помине! На велосипеде с привязанной к раме папкой к нашей калитке приближается страховой агент. Е. вздыхает: выключай компьютер – конец сегодняшней работе, да и трату эту планировала на следующую неделю. Что поделаешь…
Хозяйственные дела найдутся всегда. Давно ждут своего часа в кульках из газет разнокалиберные гвозди и шурупы, которые Е. педантично раскладывает по соответствующим коробочкам из-под чая; надо залить в раковины прочищающую жидкость, а главное – засыпать в оставшуюся от прежних, некомфортных времен отхожую яму чудо-порошок с изысканным названием «Уборная сила».
Телевизора мы здесь не заводим не из принципиальных протестных соображений, а просто за ненадобностью. Потребность в этом источнике правдивой информации возникает раз в два года – чемпионаты Европы и мира по футболу. Сейчас как раз тот самый случай. М. идет болеть к соседям и приносит сенсационную весть – голландцы вышибли из турнира самое Бразилию.
Но летом мы не только зрители, а участники состязаний. Шахматы, бильярд и, наконец, крокет. Сегодня как раз предстоит сражение. И воротца на газоне у наших друзей уже расставлены. Азарт пробуждает аппетит, и куриные крылышки, румянящиеся на мангале, оказываются весьма кстати, особенно под хорошее вино.
Засиделись до глубоких сумерек, и оказалось, что у хозяев припасен сюрприз. Веселясь, как малые дети, мы запускаем в темнеющее небо какой-то экзотический воздушный шар, поднимаемый вверх подожженным парафиновым фитилем. М. вспоминает, что когда-то вычитал: оказывается, день рождения Е. совпадает с днем рождения Жозефа-Мишеля, старшего из братьев Монгольфье. Шар медленно уплывает за Дёржу, как олимпийский мишка, и постепенно скрывается из глаз. Если где-нибудь в райцентре его увидят, непременно местная газета отзовется авторитетным утверждением, что наш Зубцовский район посетили на НЛО инопланетяне.Когда-то надо и отдохнуть от сидения за ноутбуком. Да и голова не каждый раз способна к плодотворной работе. Собираемся в лес.
В лес два пути. Один, ближайший, – через овсяное поле вверх на рощу, пройти сквозь нее и опять через неширокое поле. Туда ведет дорога, особенно красивая осенью, когда трава пожухла везде, кроме этой широкой аллеи, спускающейся в чащу. Она свернет налево и приведет к Волге.
Второй идет в гору к началу деревни, там надо миновать поле и взойти в клин из тех, что высаживались в сороковые годы в борьбе с суховеями, каковые в наших краях неведомы. Московские приказы в ту пору не обсуждались.
В лес собрались, так сказать, платонически, без прагматических целей, но почему-то на всякий случай корзинку берем.
В споре о выборе пути, как правило, побеждает М. в силу своего непомерного упрямства. Одолевая соблазн краткости, идем через отдаленный клин. Едва миновали поле, оказались перед зеленым ковром, сплошь усеянным красными точками: это земляника, особенно обильная в нынешнем году. У нас нет обычая запасать ягоды впрок, и наедаемся до отвала на месте, пока жара не загоняет в глубину лесного клина. А там, внутри сияет ярко-желтым светом россыпь лисичек. Они покрывают целиком дно корзины.
За клином немного вправо – Ближний Клондайк. Вообще-то ничего нынче после такого зноя не ждешь – и напрасно: при входе в этот самый Клондайк в глаза бросаются роскошные оранжевые шляпки подосиновиков, числом два. Поиски третьего безуспешны. Следуем дальше к пейзажу, запечатленному кистью Куинджи. Разумеется, есть он и в нашей фототеке. Здесь тоже несколько полянок с лисичками, угодившими в нашу корзину; минуя их, выходим на опушку и следуем к Автостоянке – пятачку лужайки, в который упирается проложенная соседскими «Нивами» дорога. Дальше путь наш лежит к лесному широкому выступу – Могиле перочинного ножа: года три назад Вита выронила там нож из отвратительной, вечно ржавеющей стали, зато с миллиметровым делениями на рукоятке. В углу растет елочка, под которой в успешные годы всегда находится или белый, или подосиновик. Сегодня не находится ничего, и мы обходим выступ по периметру. Занятие небесполезное, поскольку в середине пути Е. вскрикивает: «Ой! Смотри!» – и показывает щегольское сомбреро подосиновика.
В самой глубине лесной полосы, если глядеть с дороги, полянка, завершающаяся старой царственной елью. Это полянка Обретенного ножа. Года три назад М. обронил здесь любимый бандитский нож с автоматически выскакивающим лезвием. И вроде простился с ним навсегда, но в течение двух недель едва ли не ежедневно приходил в эти места, и тут упрямство его было вознаграждено. Почти под самой елью лежал и ждал своего хозяина нож.
А за царственной елью другая полянка – Патриотическая. В позапрошлом году на ней кто-то праздновал 12 июня День России и помимо мусора бросил российский флажок. Мы его укрепили на крыльце, но зимой какой-то прохожий вандал выломал флаг, и теперь только осколок древка, надежно прибитый к столбику, напоминает о нем.
Леса в нашей округе неглубокие, максимум три-четыре километра, а есть полоса, где и сотни метров не наберешь, прошел насквозь, а перед тобой снова овсяное поле и за ним деревня Саблино, тоже, как и наше Устье, населенная одними москвичами. М. однажды попытался нарисовать карту с обозначением заветных мест: Перекурочной березой, Аллеей Красных героев, Патриотической полянкой, Апельсиновой рощей. Но он тот еще картограф и уж тем более – художник.
Есть в нашей местной топонимике названия и вовсе странные. Например, Телефонная будка. Это память о тех благословенных временах, когда мобильники уже перестали быть экзотической принадлежностью, гордо вынимаемой из кармана малинового пиджака, а превратились в московскую повседневность. Но – в московскую, а сюда сигнал доносился слабый, относивший нашу деревню к зоне ограниченного приема. Эмпирическим путем была найдена точка на вершине холма в углу березовой рощи, откуда можно было надеяться поговорить по-человечески. Иногда труд восхождения к нашей Телефонной будке вознаграждался кучкой белых грибов.
Прогресс! Два года назад поставили в наших краях вышку, и хлопоты, откуда позвонить, отпали сами собой. Тогда же появился Интернет, но не исчезли проблемы с компьютером. Поначалу у нас работал стационарный, с монитором. Но электричество к нам приходит по линии, на языке специалистов, третьей категории, хотя платим за него мы по высшей ставке. Так вот, эта третья категория едва не устроила нам три пожара: из-за прыжков напряжения мониторы один за другим сгорели. Ноутбук оказался живучее. Тьфу-тьфу (за дерево и так держимся, сидя на лавке), уже третий год беды не знаем. А большой компьютер подарили районной библиотеке.
Кстати о библиотеке. Е. привезла для нее годовой комплект «Знамени», а М. – два вышедших зимой номера «Мира Паустовского». После того как Сороса громогласно объявили шпионом, а «Открытую Россию» закрыли, районные библиотеки остались без толстых журналов.
Итак, едем в библиотеку. Когда-то мы подарили ей пишущую машинку «Оптима», и радости не было конца. А года четыре спустя компьютер вызвал благодарность как бы средней руки: в комнате для новой техники он стал уже третьим.
В последний день ноября 2001 года библиотека пригласила нас на свой столетний юбилей. Вести машину по обледенелой трассе Е. не рискнула, добирались автобусом «Москва – Ржев». Мороз тогда стоял исключительный – аж –30°. Отопление в автобусе не работало, поэтому после четырехчасовой дороги спускаться по ступенькам на задубевших ногах было то еще удовольствие. Ночевать мы остались в гостинице «Субмарина» – по счастью, батареи пылали жаром. Но откуда такое название в этом удаленном от морских путей краю? Неужели от «Битлз»? На интерьерах экзотическое название никак не сказалось: шкафчик из ДСП со сломанной нижней петлей, тумбочка с обожженной кипятильником поверхностью, короче – «все, как у людей», т. е. в любой гостинице районного масштаба. Слава Богу, белье было чистое и до блеска накрахмаленное.
Прогресс теперь и тут. Гостиница претерпела ремонт и гордо сияет гранитной (или под него) облицовкой. И имя она сменила. Новое звучит диковато и бьет в глаза ошибкой. «Боверли хиллс», дополненное тремя звездами, красуется на фасаде. Вот интересно, кто заполняет ее номера?..
Дома, прямо на крыльце, нас ждал подарок. Марыся принесла птичку. Сидит около бездыханной овсянки и смотрит на нас преданно, ожидая похвалы. Ну как объяснишь ей, что мышку можно душить, а птичку – нет. Когда-то мы смотрели фильм Би-Би-Си о дикой природе. Герои первой серии – очаровательные зверушки. В следующей их съедают, ибо они – пища. И ты начинаешь ненавидеть мерзких, безжалостных хищников. А затем – фильм именно про них с милыми детенышами и трогательными повадками. Но и эти обречены: их растерзают более сильные, про которых назавтра тоже узнаешь столько хорошего, и с некоторым ужасом ждешь послезавтрашней серии. Закон джунглей в действии. А в финале выживших убьет человек. Правда, не для пропитания, а для забавы, ради красивой шкуры. Очень политкорректный фильм. И поучительный. Так что домашнюю родственницу тигра и ягуара, льва и пантеры, пумы и гепарда ругать не станем. Тем более что ее именем величается все семейство хищников. Вздохнем и отдадим птичке последние почести…
Тем временем неслышно подползли сумерки. Для исправных огородников – время полива. Нам бы тоже неплохо напоить свои клумбы, но что-то лень. М., как идеолог безделья, замечает, что заходящему солнцу на западе приготовлена тучка, и если светило в нее опрокинется, завтра непременно будет дождь. Он и совершит эту нетрудную для него работу.Гостей, посещающих нас впервые, мы встречаем еще на асфальте под стелой с надписью «Колхоз “Сознательный”». Ни один, даже самый навороченный навигатор не довезет их до Устья, поскольку, как уже было сказано, дорога к нам на карте не обозначена (да что навигатор, местный зубцовский таксист высадил ехавшего к нам приятеля за сорок метров до первого дома деревни, уверяя, что дальше никакого человеческого жилья нет – только Волга). Справедливости ради приходится признать, что дороги нет и на самом деле – только направление. Путь к нам лежит через поля, которые каждый год перепахивают, и счастливые владельцы «УАЗов» и всевозможных джипов исправно прокладывают по пашне новые трассы, естественно, всякий раз по-другому. И хорошо, если пахота приходится на сухие деньки! Бывало, что перепахивали в полосу сплошных дождей. И на неукатанной дороге здесь и там торчали в ожидании подмоги машины, вокруг которых ходили в бессильной ярости уравненные бедой хозяева «ягуаров» и «жигулей». Но и без сельхозработ после дождя наша дорога – испытание нелегкое. Есть на ней общеизвестные опасности. Прежде всего – Лужа. Конечно, луж на дороге множество, но это название самодостаточное. Так именуется только один водоем, по глубине и ширине превосходящий лужу миргородскую и знаменитый, в частности, тем, что в нем однажды увяз эвакуатор с погруженной на него сломавшейся машиной. Е. уже пятнадцать лет боится этой дороги смертельно, хотя засела всего один раз, в самый первый год, в силу неопытности, попытавшись объехать грязь по мокрому полю. Мечты о джипе поглотили в ее сознании все прочие, хотя сиживали на нашем проселке и джипы. Их водители самоуверенно двигались вперед, не разбирая дороги, а вот вытащить их потом было куда сложнее, чем легковушку. Недаром шутят, что джип, может, и проедет по плохой дороге больше, чем паркетник, но зато потом намного дальше придется тащиться за трактором.
Даже видавшие виды журналисты местной газеты «Зубцовская жизнь», знающие район как свои пять пальцев, приехав как-то брать у нас интервью после грозы, настолько были под впечатлением от дороги, что назвали огромный материал «Доехать до литературы». Процитируем врезку: «Асфальт остался позади, а с ним и уверенность: “Туда ли мы едем? Есть ли там жизнь?”. Но вот среди буйной растительности показались домики: “Есть! Приехали!”».
Репортаж о том, как побывали у нас в гостях, журналисты напечатали в двух номерах газеты. Он получился удачным. И в отличие от многих практически без искажений. Ведь бывает такое тебе припишут – жить не хочется. А тут всего одна не то ошибка, не то опечатка. И очень смешная. Мы рассказывали, что у нас порой до тридцати гостей съезжаются. А в газете прочитали, что к нам однажды аж 300 гостей прибыли! Лишний ноль очень позабавил: мы, готовы, конечно, и 300 человек принять, но все же не настолько велико наше гостеприимство, да и просторы едва ли позволят.
…Благополучно исполнив роль лоцмана и довезя гостей до дома, садимся завтракать. Угощаем молоком и творогом со сметаной «от лично знакомой коровы», за которыми ездим регулярно в соседнюю деревню, показываем свои владения, а потом приступаем к осуществлению непременной гостевой программы.
Первый пункт – каньон. Это мы его так называем, по-местному, он просто Скалы, а историческое, ныне вышедшее из употребления, наверное за неблагозвучием, его наименование – Мудышкина гора, по фамилии купца, имевшего там мельницу. У каньона в который раз наслаждаемся изумлением неофитов перед совершенно уральским пейзажем, непредставимым в средней России: Дёржа ревет по-горному на дне тридцатиметровой пропасти, образованной мощными каменными породами. За излучиной наш берег низменный, а противоположный возвышается гордыми соснами, возросшими в самом поднебесье. Тут в реке образовался тихий и глубокий омут, редкое в наших краях место для купания. Странный феномен: живем среди двух рек, а купаться почти негде. Дёржа мелка, ее можно перейти вброд; Волга холодна и стремительна в основном течении, а дно у нее илистое и склизкое.
Потом едем в сторону Зубцова мимо поля, куда часто слетаются аисты. Если повезет, можно полюбоваться целой стаей белых с глубокой чернью огромных птиц. К тому же говорят, что аисты селятся только в экологически чистых местах. Хотя, быть может, это такой же апокриф, как и то, что они приносят детей – демографическая ситуация здесь прескверная. На окраине города с высокого холма – Московской горки – открывается панорама старинного уездного города, состоящего из деревенских избушек с палисадниками. Легко представить себе, каким он был сто и сто пятьдесят лет назад: стоит мысленно стереть из пейзажа две девятиэтажки и квартал пятиэтажек и дорисовать колокольни и купола храмов, из которых уцелел и действует только один. Сохранились и три особняка ХIХ века на набережной Вазузы. Это особенно удивительно: Ржевская битва – самая кровавая в истории войны – не щадила ни городов, ни деревень. В память о ней на вершине Московской горки воздвигнута стела, по серпантину дороги установлены мраморные доски с именами бойцов, павших в сражениях 1942 года. Поиски не прекращаются, и ежегодно выбиваются новые имена солдат и офицеров Красной армии, чьи захоронения обнаружены отрядами школьников. Так что любование панорамой города на стрелке, где Вазуза впадает в Волгу, неизбежно окрашивается печалью.
На обратном пути демонстрируем как особую достопримечательность двухэтажный каменный особняк с резными лебедями на фасаде покойной Людмилы Зыкиной и руины еще недавно блиставшего новизной оцилиндрованных бревен дома главы Зубцовского района: говорят, подожгли. А там – кто знает…
Вернувшись, добиваем уже слегка ошарашенных гостей красотами в пределах деревни: на высоком берегу Дёржи так называемая скамейка для поцелуев. От нее распространяется в роскошную даль вид с холмами, перелесками, тремя деревнями по оба берега Волги – да что там говорить, Россия. И ответ на вечную претензию к предкам, выбравшим для обживания «зону рискованного земледелия»: красота – мощная сила, она их и усадила в дремучие леса.
Вечером же вечная гостевая триада: шампур – шашлык – мангал. Отметив тюркское происхождение этих слов, рассуждаем, как водится, о приобретениях русского языка под ярмом татаро-монгольского ига. Отсюда – один шаг до «исламского светлого будущего», грозящего православному миру с фанатичных персидских берегов. Хорошо рассуждать о таких перспективах, сидя под березами и осинами. Кстати, М. уверяет, что осина с ее зеленовато-серыми стволами и пребывающей в вечном движении темною с желтоватым отливом листвой гораздо точнее олицетворяет Русь, чем пресловутая береза, признаться, изрядно навязшая в зубах. Да и в золотую осень это дерево гораздо богаче красками, от бледно-желтого до пурпурно-красного, не то что однотонная береза. Репутацию несчастному дереву изрядно подпортил миф, будто на осине, на просторах Синайских не произрастающей, удавился Иуда.
С недавних времен мангал у нас новый – сооружение на колесах, напоминающее одновременно полевую кухню и тот паровоз, под который бросилась Анна Каренина (этот роман Толстого читается вслух летом 2011 года): черный цилиндр с трубой. Его привез Миша – заботливый муж Виты.А месяц в нашу деревню выкатывается с горы. Той самой, где, по мнению Е., земля закругляется и, если внимательно присмотреться, можно увидеть Америку и различить в тумане абрис Эмпайр Стейт Билдинг. Только вдруг возникает вопрос: месяц или луна? Ах, какая разница, сказано же в песне —
Светит месяц,
Светит ясный,
Светит полная луна.
М. убежден, что месяц – худенький, субтильный, а луна кругла и глуповата, как Ольга Ларина. Углубившись в литературу, даже пропорцию составил: месяц относится к луне, как чеховский Тонкий относится к Толстому. А что до песни, так это счастье синонимии: показать одно явление двумя словами (правила стилистики вырабатывались еще в фольклоре). Но вот вопрос: только ли красоты слога ради используют разные слова? У Е. всплывает пример из «Онегина»:
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная луна…
Тут М. воспарил и заявил, что «месяц» – мужественный хорей, а «луна» – женственный ямб, и готов был углубляться дальше.
Полезли в Интернет за этимологиями, но он нам подкинул нечто более завлекательное – понятие: «иллюзия Луны». Мы видели эту иллюзию, не зная, что это явление – предмет изучения для физиков и, более того, породило ряд теорий, ни одна из которых на сегодняшний день не признана за истинную.
…Однажды мы ехали по ухабистому проселку, и жутковатое зрелище предстало нашим глазам: дрожащее зарево пожара. Деревня? Лес? На том берегу Волги? На нашем? Различить за густыми зарослями ирги и калины невозможно. Наконец, вырвались на открытое пространство.
Слава тебе, Господи! Никакой не пожар. Над самым горизонтом неправдоподобно низко роскошным красным шаром горела Луна. Вообще-то ее место – в небесной выси над головой, цвет ее или желтый, или серебристо-белый, но никак не красный. Но и с заходящим солнцем не спутаешь: знакомые очертания лунных гор были на своих местах.
Восход Луны мы тогда видели впервые. А вот про «иллюзию Луны» узнали только что. Оказывается, то, что она низко над линией горизонта выглядит куда больше, чем привычно на небосводе, есть оптический обман. Ведь если держать монетку на вытянутой руке, прищурив при этом один глаз, и закрыть ею Луну на горизонте и на небе, то эффект будет один и тот же, то есть относительный размер не изменится.
Это нас так увлекло, что лингвистические изыскания отошли на второй план. И хорошо. Мало того что «месяц» обернулся и единицей времени, и небесным светилом, так еще и Луна со своей «иллюзией» запутала окончательно.
А нам пора остановиться. Ведь рассказ о деревенской нашей жизни невозможно закончить, можно только прекратить.Примечания
1
Елена Холмогорова . Улица Чехова, 12. М.: Московский рабочий, 1987. (Серия «Биография московского дома»).