Рандеву с йети
Шрифт:
Копченый обернулся к одному из своих.
— Колян, пропаси телку. А мы пока тут с братаном базар разрулим. Братан, понимаешь, свой попался, все понимает, все соображает. Только медленно.
Ирина выругалась про себя. Что за идиот. Они же его убьют. Она пересчитала темные фигуры — восемь человек. Даже при том, что они пьяные, шансов у мужика никаких. Влез не в свое дело, пропадет ни за что. Надо срочно что-то делать. Она откашлялась и крикнула:
— Уходите отсюда. Я вас не просила мне помогать. Это наши с ними дела.
— Ты смотри, заголосила, — обернулся Копченый. — Колян, я же тебя как брата просил — займись ею. Пацаны, если мы этого козла отпустим, он сюда мусоров приведет, мы ничего и не успеем.
— Наверняка приведет, козлина, — с готовностью откликнулся кто-то.
— Ну и что же нам с
— Да замочить его, суку, и все дела.
— Слышь, мужик, мы тебя щас мочить будем. Может, маме твоей что передать?
Темные фигуры перегруппировались. Те трое, которые прежде пытались обойти Ирину, двинулись теперь по флангам в противоположную сторону. Похоже, тактика у них отработана, подумала Ирина, приглядываясь к подходящему к ней Коляну. Колян был высокий, худой, и в руке у Коляна был нож. Ирина смотрела на узкое заточенное с одной стороны лезвие, на котором отблескивал свет далеких прожекторов, и поняла вдруг, что представляла себе собственную смерть совсем иначе — просто как выключить свет, раз, и больше нет ничего. Она даже ждала, наверное, боли и была к ней готова, но боли абстрактной. Но вот этого — острого холодного металла, и тихого звука, как будто порвалась суровая нитка, когда лезвие войдет в плоть, — этого она не ожидала. Она ойкнула, выставила перед собой руку с острым краем отбитого горлышка и стала отступать назад. Колян ухмыльнулся:
— Куда ты, цыпонька? Я у тебя сегодня первый. Мы ведь все успеем, пока ребята шутят. Правда, успеем? Ну-ка, брось бяку. Брось, по-хорошему говорю. А то придется мне стать некрофилом. А братва у нас не любит извращенцев. Просто на дух не переносит. Брось стекло, падла, быстро!
Ирина, поняв, что все равно не сможет ударить его «розочкой», отбросила ее далеко в сторону. Стекло звякнуло обо что-то невидимое в темноте. Колян сделал еще один шаг вперед.
За спиной у него раздался крик. Началось. Колян, сделав на всякий случай выпад ножом, так, что Ирина инстинктивно отшатнулась назад, с ухмылочкой оглянулся через плечо. И остолбенел. Потому что увидел там совсем не то, что ожидал увидеть. Ирина подалась в бок — и тоже увидела.
Один из нападавших лежал на земле, неловко подвернув руку, а другой держался за левую половину лица. Остальные кольцом окружили мужика, но, похоже, первая атака сорвалась, и кольцо было довольно широким. У двоих в руках были ножи. У третьего — короткая резиновая дубинка. У четвертого — обрезок железной трубы. Еще один разматывал велосипедную цепь. Последний, судя по всему, это и был Копченый, поигрывал надетым на левую руку шипастым кастетом. Дело обещало быть интересным, и пацаны выжидали момент, переглядывались между собой и перебрасывались какими-то короткими отрывистыми словечками (Ирина с удивлением поймала себя на том, что пытается отследить возможную этимологию незнакомых жаргонизмов). Мужичок, встав в стойку, вкрадчивыми скользящими движениями перемещался внутри круга, по восьмерке, ни на секунду не оставляя без внимания ни одного возможного сектора атаки.
Копченый крикнул. Сразу с трех сторон на мужичка кинулись трое — спереди с трубой, справа с дубинкой и сзади с ножом. Мужичок тут же перестал крутиться на месте и кувыркнулся вправо, под ноги одному из нападавших. Тот отпрянул, чтобы не наступить на противника, и приготовился ударить, но мужичок оттолкнулся от земли плечом и рукой, и его нога, описав в воздухе широкую дугу, пришла парню прямо в челюсть. Парень охнул, выронил дубинку и упал плашмя, затылком вперед. А мужичок уже встал на ноги и скользил дальше вбок, а перед ним отступал, делая быстрые выпады, второй противник, с ножом — и оба как будто знать не знали, что на мужичка бежит сзади увесистый бритоголовый облом, и примеряется ударить обрезком трубы. Но как только облом навис над мужичком и изготовился ударить, случилось неожиданное — да так быстро, что никто и глазом не успел моргнуть. Мужичок каким-то нелепым, каракатицеобразным движением откатился назад, и вот облом уже оказался в воздухе, прокрутился через себя и упал прямо на ошалевшего и выставившего вперед нож парня. И тут же оба оказались на земле — один с ножом в нижней части спины, голосящий благим — и не только благим — матом, а второй — скрючившийся в позе зародыша от резкого, нанесенного под прикрытием падающего тела удара
Троих оставшихся на ногах хулиганов опыт товарищей, похоже, ничему не научил, и они готовились к новой атаке. Самый крепкий из них мерно крутил над головой велосипедной цепью. Двое других — невысокий юркий мальчик с широкой уркаганской финкой и Копченый, у которого, кроме кастета в левой, в правой тоже появился нож, но только узкий, выкидной, американского типа — стянулись к нему справа и слева, держась, правда, на безопасном расстоянии от лязгающей в воздухе цепи. Сзади, пошатываясь, встал на ноги еще один — самый первый пострадавший в атаке боец. Колян, не оглядываясь на оставшуюся у него за спиной Ирину, проверил на пальце лезвие ножа и пошел в темноте в обход. Мужичку, похоже, надоело танцевать. Он нагнулся, вытряхнул очумело болтающего головой поверженного баклана из куртки-косухи и намотал ее, кожаную и блестящую заклепками, себе на левую руку. А потом встал, выпрямился во весь рост и пошел прямо на стоявшую перед ним троицу, немного уклоняясь вправо, туда, где подскакивал на месте парень с финкой.
Все случилось очень быстро и как-то по-деловому. Парень с финкой, похоже, немного струхнул и сделал шаг назад. Амбал с цепью, наоборот, шагнул вперед, на расстояние удара, и послал цепь — рубящим коротким движением — в голову противника. Тот все тем же неуловимым и немного нелепым движением катнулся вперед, навстречу цепи, принял удар — у самой руки амбала, так что цепь с хрустом намоталась на его обернутую курткой руку — и резко дернул на себя. Амбал, увлеченный инерцией движения, потерял равновесие и полетел вперед, закручиваясь вокруг мужичка как привязанный.
Обведя его по кругу, мужик подсек ему ногу, и амбал полетел на Копченого, который чудом увернулся от этого бронепоезда, но вот от цепи увернуться ему уже не удалось — поскольку цепь теперь была в руке у мужичка и он, похоже, времени терять не собирался. Удар пришелся не по голове, а по плечу, с захлестом на спину. Копченый слетел с ног и откатился в сторону. Юркий мальчик, судя по всему, вообще разуверился в победе дружественных сил и быстро отступал в темноту. Обошедший было мужика с тыла Колян тоже решил ретироваться. Копченый встал было на ноги, но правая рука у него висела вдоль туловища, безжизненно, как плеть, и ножа в ней не было. Он поднял левую с кастетом, но потом выругался и, спотыкаясь, побежал куда-то в сторону.
Мужичок оглядел еще раз поле боя, бросил цепь, отряхнул руки и пошел к Ирине. Ирина сидела на земле и тупо смотрела на него: вот он подходит, вот нагибается, о чем-то ее спрашивает, заглядывает ей в глаза. В ушах стоял гул, перед глазами плыло. Наступившее было на время драки протрезвление разом куда-то делось, и Ирине хотелось сейчас одного, чтобы ее оставили в покое.
— Оставьте меня в покое! — громко сказала она и поразилась, что сама едва услышала собственный голос, хотя была уверена, что почти крикнула. Мир вокруг как будто был окутан ватой, мир умолк и перестал издавать звуки. Миру надоело звучать — точно так же, как ей надоело жить. — Мне надоело жить! — все так же громко и все в ту же вату сказала она, глядя из-под ставших вдруг страшно тяжелыми век в лицо склонившегося к ней человека, а если точнее, в постепенно расплывающееся бледное пятно с двумя темными пятнами — глазами, и еще одним, которое время от времени беззвучно распускалось и снова гасло — должно быть, рот. Тело тоже все было как ватное, как будто кости разом растворились и перестали составлять единое целое, называемое — скелет. Ей вдруг очень понравилось это слово — скелет. Оно забавно щелкало, даже не на языке, а где-то под языком, и отдавалось в голове.
— Скелет! — произнесла она, и следом еще одно слово, всплывшее из ниоткуда, должно быть, чье-то имя, только она не помнила — чье: — Олег!
Она еще успела почувствовать, как он поднимает ее. А он нес ее куда-то, а она плавала в тяжелом вязком полусне, и уплывала, уплывала куда-то далеко, и удивлялась какой-то частью своего сознания — как это может быть, чтобы она плыла вот так, неторопливо, парила в пустоте, а ее при этом кто-то куда-то нес. Потом она поняла, что это, наверное, и есть конец, что еще немного, и все кончится, и больше ничего не будет. И она сказала, почему-то по-английски, вспомнив идиотскую, с детства запомнившуюся поговорку: