Ранее известная как Америка

Кинг Рид

Некоторые из моих двоюродных братьев и сестер также были выбраны для пересадки мозга. Многие из них получили человеческую нервную ткань в количестве, относительно небольшом, чтобы что-то изменить. Некоторые из них умерли во время операции, но одна коза, та, которую я звал Нэн, стала для меня источником утешения. Примерно двадцать процентов ее мозговой массы было от Хомо сапиенса, и хотя она была милой, она была также трудолюбивой и крайне медлительной. У нее было ребяческое и, на мой взгляд, непостижимое увлечение устройством шнурков для ботинок. Она часто пугалась и нервничала; ее тревожила буква «В», и она не смогла выучить цифры после семи, то есть не могла даже ответить на вопрос «Который час?».

И в этом, в конечном счете, и состояла проблема тех долгих и

одиноких лет: мне было скучно. Клетка – это клетка, и неважно, растет ли там хурма или нет. Все же, несмотря на относительно справедливое обращение со мной, я был заключенным, не больше и не меньше. Я жаждал увидеть мир за пределами ограды по периметру, исследовать далекий мерцающий центр Сан-Франциско, узнать на собственном опыте смысл слов, которые изучал, поглощая «океан», «свалка», «киноа», «электрическое одеяло», но охрана была повсюду.

Благодаря линии разлома Сан-Андреас у меня появился шанс. Ужасная ирония заключается в том, что дрожь земли, забравшая миллионы человеческих жизней, дала мне свободу; но мир, я полагаю, это игра с нулевой суммой. Если один человек – или животное – что-то получил, значит, кто-то другой этого лишился.

Когда наступил Первый большой трындец [53] (который, конечно, как мы узнали после Настоящего большого трындеца [54] , а затем во время Буквально самого большого трындеца в истории [55] на самом деле был довольно скромным), база «Лагуна Хонда» разломилась надвое. Я имею в виду буквально: цунами унесло Нэн прочь в пену поганого океана всего в четырех футах от того места, где я стоял. Я пережил первые ударные волны (бушующий шторм длился почти восемнадцать часов) благодаря сочетанию удачи и изобретательности, укрывшись однажды под грудой собранных роботизированных конечностей, которые защитили меня от обломков, выброшенных на берег волнами.

53

16 марта 2042 года.

54

3 июня 2042 года.

55

8 ноября 2043 года: это ознаменовало начало «Гильдейских лет» (см. «Приложение Г: Политика и стихийные бедствия: Недоказанная связь»).

Когда небо наконец прояснилось, я обнаружил, что большая часть бетонно-стального периметра размыта, цитрусовые рощи плодоносят под водой и почти треть персонала базы, которая погибла от волн или была раздавлена падающими обломками, вынесена на мелководье и стала набухать от трупных газов. Это оказалось особенно полезным, поскольку я смог соорудить импровизированный плот из распухших человеческих тел, чтобы переправиться через зону затопления. Да, это правда. Я сбежал на плавучем устройстве, собранном из трупов. Но не забывайте – люди тоже использовали меня и использовали ужасающим образом.

Внешний мир был не таким прекрасным (и в этом я охотно признаюсь), каким я себе его представлял. В течение нескольких дней гремели подземные толчки, и сторонники независимости вступали в яростные стычки с унионистами на улицах, грязных от дождевой воды и канализационных нечистот. Непрерывно полыхали пожары. Красное солнце всходило за завесой из пепла и дыма. Полицейские вступали в стычки с участниками беспорядков или же сами становились участниками беспорядков, а когда к веселью присоединилась Национальная гвардия, было уже слишком поздно, чтобы пытаться ими руководить, – к тому времени президент Бернхем уже покинул Белый дом. Мародеры растащили из магазинов все сколько-нибудь ценное, а продукты, и без того дорогие, найти стало просто невозможно.

Я сразу понял, в какой опасности оказался, после того как группа отчаянных сухоребрых детей преследовала меня почти две мили, намереваясь забить до смерти камнями. К счастью, они были слишком слабы, чтобы прицелиться,

и мне удалось их обогнать, чтобы очутиться недалеко от прогнившего остова здания библиотеки, ветшающего на разрушенной главной улице Менло-Парка. Кому придет в голову искать что-нибудь ценное в библиотеке? Это было идеальное место, чтобы спрятаться. Сюда, вероятно, не заходили лет двадцать.

В целом, место было не самым плохим, чтобы провести там большую часть десятилетия. О да. Я пережил всю эпоху Первого независимого правительства Калифорнии, а затем катастрофические Гильдейские годы, и неожиданный путч у Настоящих друзей©, и слияние, которое объединило Вашингтон и Орегон, скрываясь между тяжелыми дубовыми полками давно заброшенной библиотеки. Для меня распад США – это Эмили Дикинсон и неясный вкус пластиковых переплетов. «За шоком боли некий Транс находит [56] …» Я всегда думал, что она, наверное, пыталась переваривать металлолом.

56

Из стихотворения Э. Дикинсон № 341 в пер. Г. Кружкова (прим. пер.).

Но то было одиночество. Ах, какое то было одиночество. У меня была такая уйма времени, что я мог прочесть собрание сочинений Шекспира вслух разными голосами, притворяясь, что стою в театре. Это истинное наследие мозга, которым Альберт Коуэлл и его команда обученных фанатиков меня «наградили»: одиночество, преследовавшее меня, словно тень, со временем становилось лишь продолжительнее, мрачнее и глубже.

10

Первой вещью, которую я продал в своей жизни, была пачка Куриных ножек встряхни и кусни™ с добавлением «Ибупрофена», которую я украл из универсама где-то к северу от Рочестера. Через полдня я столкнулся с какими-то захолустниками, живущими вокруг старых химических полей и страдающими от сильных головных болей. Продал ее в три раза дороже, чем она стоила в боеприпасах; взял и продал по завышенной цене первым же пройдам, что попытались на меня наехать. С тех пор я и вступил на этот путь.

(из «Путеводителя афериста по Территориям Экс-США»)

Мы легли спать. В тишине я представлял себе, что слышу призраков старых нефтяников и их большие машины, которые все еще бурят, скребут и выкачивают из земли ее недра. Я слишком часто побеждал в игре «Мир в огне», топя солдат в карстовых провалах, подобных тем, что погребли тысячи людей в Оклахоме, где земля стала рыхлой, как фингал. А потому у меня больше не было никакого желания думать об этом.

История Барнаби продолжала будить во мне дурные чувства: у него и так была паршивая жизнь, а тут еще я обрекаю его мозг на филейную разделку [57] .

57

Вряд ли Траки знал это слово в контексте приготовления пищи, поскольку он почти наверняка никогда не ел мяса, которое бы не было заранее культивировано, спроектировано либо напечатано до нужных размеров. Однако, ввиду повального кризиса ожирения в Федеральной Корпорации, с которым сталкивался каждый второй взрослый и каждый третий ребенок в возрасте до 18 лет, вы, вероятно, слышали это слово в контексте описания популярной операции, в которой пациентов буквально «филировали», избавляя от лишнего жира.

Во сне мне явился Билли Лу, израненный в кровь и покрытый швами, его глаза были криво посажены, а на груди и плечах чернели обгоревшие участки кожи. «Проблема в том, – сказал он, – что они не станут будить спящую собаку». Я уже понял, что он имел в виду, когда земля задрожала и старые скелеты животных принялись когтями выкапывать себя из могил.

Я проснулся от сигнала тревоги. Из трещин в потолке поднималась цементная пыль. Сначала я подумал, что проспал землетрясение. Но земля почти не дрожала, а пустые банки в подземном переходе привычно дребезжали.