Раны чести

Ричес Энтони

Несколько минут молодой человек прислушивался к надеждам и опасениям, звучащим скорее в интонациях, чем в словах, и черпал силу в сомнениях, которые так походили на его собственные. Он уже собирался вернуться в крепость, и тут услышал, как снизу его кто-то зовет.

Марк перегнулся через парапет и увидел Целия.

— Так вот ты где! Послание от старшего центуриона: ты должен присоединиться к нему на границе леса как можно скорее.

Марк нахмурился, глядя на своего сослуживца.

— Зачем? Я собирался ложиться.

— Проклятье,

мне-то откуда знать? Слушай, я пока не устал, так что прогуляюсь с тобой. Пойдем, ты же не хочешь заставить дядюшку Секста ждать дольше, чем нужно.

Они зашагали вниз по крутому северному склону, а потом дальше, по равнине, простирающейся под стенами крепости. Часовые позади них понимающе кивнули друг другу. Вдали от громады крепости темнота казалась глубже, в ней таилась неизвестность будущего. Присутствие Целия успокаивало сильнее, чем ожидал Марк.

— Война приближается. Ты готов, Два Клинка?

Марк секунду помедлил.

— Мы готовы. Парни снаряжены, хорошо работают мечами…

— Нет, не парни. Ты готов?

На этот раз пауза была дольше.

— Думаю, да. Я знаю, что могу сражаться, могу повести свою центурию, куда потребуется, заставить их биться, как нужно. Да, я готов.

— Готов убивать? Выпустить человеку кишки и видеть, как его глаза туманит смерть?

Марк замер во тьме, глядя в сверкающее звездами небо.

— Знаешь, я сражался на дороге в Тисовую Рощу и убивал людей. Но я никогда не стоял в строю лицом к лицу с вражеским войском. Все говорят, что это важно. Я видел, другие офицеры посматривают на меня, прикидывают, как я поведу себя, когда дело дойдет до настоящего сражения. Даже Дубн, кажется, сейчас держится в стороне, как часть другого мира. И все дело только в том, что они сражались в битвах, а я — нет. Что в них такого особого?

Целий повернулся к нему. Сияние звезд тускло освещало резкие линии его шлема, тени превращали лицо в посмертную маску меж двух нащечных пластин.

— Это зависит от человека. Я знаю тех, кто хорош в казармах, но обосрется при виде нескольких разъяренных крестьян. Другие, вечно сонные, которым не доверишь даже выгнать скот с поля, звереют в бою и умываются кровью врагов… Ты должен быть готов, а не только твои люди. В настоящем бою не будет второго шанса — промедли секунду, и какой-нибудь здоровенный синеносый ублюдок, владеющий оружием в десять раз хуже тебя, выпустит тебе кишки. Когда ты встретишься с врагами, помни, о чем я говорил. И вознеси за меня молитву Коцидию, когда выйдешь из боя живым.

Он взмахнул рукой, будто ловя бабочку, и сжал кулак перед Марком.

— Это жизнь. Она выхвачена из ниоткуда, и ее так легко упустить. Не растрать свою зря.

Марк сжал кулак и легонько толкнул кулак Целия; знак безмолвного уважения. Дальше они шли молча, направляясь к факелам среди деревьев, пока юноша не заметил, что они проходят

мимо солдат, стоящих лицом к лесу, будто на посту. Из темноты выросла фигура, чья походка показалась знакомой даже в полной темноте; в каждом шаге чувствовалась чистая и надменная сила.

— Юлий?

— Два Клинка.

— Что?..

— Нет времени. Пойдем. И о чем бы Секст тебя ни спрашивал, отвечай только «да, старший центурион».

Оба мужчины взяли озадаченного Марка за руки и повели к какому-то большому темному силуэту, который постепенно перекрыл проблески света за деревьями. Внезапно Юлий упер руку в грудь Марка, призывая его остановиться, и негромким свистом подал сигнал. Из темноты донесся новый голос:

— Время пришло. Зажгите свет.

Мгновение казалось, что ничего не происходит, хотя Марк чувствовал присутствие других людей, несколько черных пятен во тьме. Затем по огромной куче хвороста пополз огонь, пламя охватило дальний край груды, постепенно освещая всю сцену. Вокруг стояло с десяток мужчин с торжественными лицами, хотя Руфий и тут умудрился хитро подмигнуть Марку. Фронтиний вышел вперед и громко, перекрывая потрескивание костра, заговорил:

— Добро пожаловать, центурион. До сих пор тебя испытывали. Какими бы ни были прежние сомнения, мы убеждены, что ты прекрасно вольешься в наши ряды и станешь таким командиром центурии, который потребуется в предстоящие дни. Сейчас — тот миг, когда ты откажешься от своего прошлого и присоединишься к собратьям-офицерам…

Он многозначительно помолчал и пристально посмотрел в глаза Марку.

— Хочешь ли ты стать частью братства когорты, несмотря на тяжкий груз обязанностей, связанных с этой должностью, и отказаться от всего, что было прежде в твоей жизни?

Юлий подтолкнул его.

— Да, старший центурион.

— Клянешься ли ты соблюдать традиции когорты, даже ценой собственной жизни?

— Да, старший центурион.

— Будешь ли ты верно служить в когорте до смерти или же окончания срока службы?

— Да, старший центурион.

— Будешь ли ты сражаться и умирать, как прикажет твой командир?

— Да, старший центурион.

— Будешь ли ты при необходимости требовать того же от своих людей?

— Да, старший центурион.

— Будешь ли ты оказывать должное уважение избранному богу когорты, могучему воителю Коцидию?

— Да, старший центурион.

— Хорошо. Марк Трибул Корв, я официально и безоговорочно назначаю тебя центурионом Первой Тунгрийской когорты. На этом месте, очищенная огнем, заканчивается твоя прежняя жизнь. Здесь, выкованная в огне, начинается новая. Хорошо помни свои клятвы, младший брат, время исполнения их может наступить неожиданно. Будь верен своим словам.

Фронтиний подошел к Марку и протянул ему руку. Остальные офицеры окружили юношу, поздравляя и дружески похлопывая по спине.