Рапорт инспектора
Шрифт:
— Наверно.
— Вот именно, наверно, но не наверняка. Как мог Горбунов появиться возле машины не из дверей клуба, а с противоположной стороны? Обошел квартал с целью маскировки? Не верится. Наоборот, больше риск, что увидят, обратят внимание. Да и время ему было дорого, каждая минута. Вот где проруха! Старухе-то за восемьдесят. Напутать могла.
— У таких стариков, между прочим, бывает цепкая память на детали.
— Бывает. Но исходить нужно из проверенных реальностей. К сожалению, их меньше, чем хотелось бы.
— Горбунов все запутал.
— Да, выдал две взаимоисключающих версии. Первая — брелок был украден из машины во время угона. Вторая — пропал при неизвестных обстоятельствах после угона. Но мне сейчас важно даже не то, какая из них верна, а другое: в каком случае Горбунов был искренен Тут уж целых три варианта. Сначала сказал правду, а потом наврал. Или сначала наврал, а потом сказал правду! Или, наконец, добросовестно напутал и был искренен и в том и другом случае?
— Врал, конечно, — уверенно сказал Трофимов.
— Тогда с какой целью? И почему? Что толкнуло его на ложь? Страх? Анонимное письмо? Страха он не скрывал, но трус ли Горбунов?
— Судя по тому, что мы знаем.
— Нет. Оставь наши знания. Боюсь, что немногого они пока стоят. Скажи впечатление. Какое впечатление производит на тебя Горбунов?
— Изворотливый, как ужака.
— Хитрец?
— Скользкий тип, я же говорю.
— А храбрецом он тебе не показался?
— Храбрецом? — переспросил Трофимов.
— Ну да! Отчаянным парнем, которому море по колено.
— Шутите?
— Ничуть. Горбунов, которого мы знаем — трус, хитрец и пролаза, а Горбунов, которого подозреваем — дерзкий налетчик. Подумай, он настолько осторожен и предусмотрителен, что позаботился отпереть собственную машину чужим ключей и одновременно не удосужился прикрыть лысину. Из осторожности обходит целый квартал возле шахматного клуба, а на месте преступления размахивает пистолетом с открытым лицом? Так кого же прикажешь брать — хитреца или храбреца?
— Преступника, — ответил Трофимов дипломатично.
— Двуликого Януса?
— Встречаются и такие.
— Еще бы! Но как они друг друга находят? Я смотрел армейские характеристики Крюкова. «Решительный, отважный…». Понимаешь что-нибудь? Решительный Крюков закутывается, как человек-невидимка, а трусоватый Горбунов сам выхватывает сумку с деньгами. Оба действуют в полном противоречии со своими характерами. Не слишком ли, Трофимыч?
С этими словами Мазин взялся за дверцу машину, потому что, разговаривая, они вышли из лесу и стояли теперь недалеко от ресторана, откуда заметно тянуло вкусным шашлычным дымком. Капитан был не прочь отдаться соблазну, но Мазин уже сел за руль.
Машина двинулась не спеша, подчиняясь
— Так кто же он — храбрец или трус?
— Довел он вас, Игорь Николаевич.
— Ты прав. Мне хочется рискнуть, Трофимыч, потому что, не получив ответа на этот вопрос, я не могу продвинуться вперед. Придется пойти на риск, если разрешишь.
— Разрешу, если скажете, что задумали.
— Скажу. Одну небольшую игру, хотя такие игры и не в моем вкусе. Но не вижу другого выхода. Предлагаю заехать в институт, где работает Горбунов, и пригласить его прогуляться с нами.
— Прогуляться?
— Именно. Пусть понимает приглашение, как хочет. В меру своей храбрости.
— Блеск! — понял и одобрил Трофимов.
— Посмотрим. Блеск или пустой треск, — заметил Мазин осторожно.
«Волга» уже включилась в поток машин, который перемешивая колесами непрочный снег, катился магистральной дорогой к высоко натянутому над рекой мосту. Справа, в искусственной гавани-ковше выстроились на зиму в ряд «ракеты» и «метеоры» местных линии, слева начинался городской пляж с покрытыми белыми шапками «грибками» и легкими, давно опустевшими павильонами.
Институт поднимался над рекой на противоположной стороне — затянутое в стеклянные обручи бетонное здание этажей на двенадцать с выдвинутым вперед вестибюлем, освещенным в этот пасмурный день электрическими лампами.
— Поднимись, пожалуйста, Трофимыч, — попросил Мазин. — Если потребуется, согласуй с администрацией. Я думаю, отпустят Горбунова. И никакого нажима, конечно. Максимум корректности. Пугать мы его не будем. Лишь бы сам не испугался.
Трофимов усмехнулся:
— Будет сделано, Игорь Николаевич.
Ждать пришлось недолго. Инженер вышел первым. Капитан придержал дверь, пропуская его. Горбунов был растерян:
— Как я должен понимать?
— Садитесь, пожалуйста, — сказал вместо ответа Мазин.
Некоторое время ехали молча. Наконец, Горбунов решился:
— Куда мы едем?
— В управление.
— Это… арест?
Мазину приходилось видеть, как страх охватывает людей, но редко в такой классической форме. У побелевшего как мел, Горбунова дрожали пальцы, и он тщетно пытался унять дрожь.
— Вам страшно, Владислав Борисович? — спросил Мазин пересевший назад. Наблюдая за Горбуновым, он ждал все-таки вспышки возмущения, каких-то резких слов вроде «вы не имеете права» или «это произвол», но Горбунов ответил так, как позволили ему физические возможности. Едва слышно он шепнул:
— Да.
Трофимов за рулем крякнул.
Мазину стало не по себе, но он уже убедился, что поступил правильно.
— Скажите прямо, Владислав Борисович, вы храбрый человек?