Рапсодия для ускорителя
Шрифт:
Во всяком случае, большинству она не понравилась.
– В чем бы ни состояла причина, результат налицо, - заключила Кулашава.
– Каковы дальнейшие действия, капитан?
– Ситуация не очень-то отличается от той, которую мы ожидали,
– проговорил я, стараясь не думать об умирающих лепешках.
– Разница только в том, что приблизиться к "Миру свободы" будет легче легкого. Следуя за ним, мы рассчитали его вектор, поэтому нам остается всего лишь набрать такую же скорость, как и у них, а потом позволить лепешке облепить нас, чтобы снова подлететь ближе.
– Даже если это
– спросил Джимми.
– Ну и что?
– нетерпеливо бросила Кулашава.
– Их в космосе пруд пруди.
– К тому же мы не уверены, что причиняем им вред, - добавил я
– и тут же в этом раскаялся. На физиономии Джимми и так застыл ужас, а теперь я читал в его взгляде осуждение, адресованное любителю отрывать головы невинным птахам.
– Тогда за дело!
– распорядилась Кулашава, нарушив неуверенное молчание.
– Мы и так потеряли много времени. Вопрос к машинному отделению: долго ли продлится набор скорости?
– Это зависит от заданного параметра ускорения, - ответила Ронда ледяным тоном. Видимо, ей моя ремарка тоже пришлась не по вкусу.
– При одном "g" на это уйдет около часа.
– При взлете с Ангорски вы набрали два "g", - напомнила Кулашава.
– Это продолжалось самое большее десять минут, а не полчаса, возразил я.
– Вы молоды и здоровы, - заявила она.
– Если я могу это выдержать, то вы и подавно. Два "g", капитан. Вперед!
Ронде потребовалось десять минут на запуск двигателей. За это время мы с Билко еще раз проверили вектор движения "Мира свободы" и режим повышенного ускорения нашего корабля. Потом мы на протяжении двух часов переживали двойное тяготение - не очень-то приятное, но терпимое ощущение.
Гораздо серьезнее было другое - окруживший меня холод. Мои приказы немедленно исполнялись, штатные доклады звучали секунда в секунду, но все выговаривалось сугубо официальным тоном, без той непосредственности, которая всегда отличала обстановку на корабле. Я привык к натянутым отношениям с Джимми, но то, как на меня надулись Ронда и Билко, я счел верхом несправедливости.
Я отказывал им в праве на недовольство. Я допускал, что мое замечание было необдуманным; но, если разобраться, разве были у нас доказательства, что мы убиваем лепешки или вообще причиняем им какой-то вред, приближаясь вместе с ними к "Миру свободы"? Лично я склонялся к мнению, что ввиду неких свойств астероида они отлепляются от нас вблизи этого небесного тела.
Однако моя попытка довести это суждение до сведения экипажа завершилась неудачей. С их точки зрения, я продался Кулашаве с потрохами и теперь ради денег был готов на все, даже на массовое истребление бедняжек-лепешек.
Казалось, процессу ускорения не будет конца, но наконец мы разогнались. Настал ответственный момент.
Теоретически мы могли бы обойтись сейчас без лепешек: "Мир свободы" находился в пределах досягаемости, и небольшой дополнительный разгон позволил бы нам его настичь. Однако это привело бы к новой отсрочке и к дополнительному насилию над двигателями, поэтому я приказал Джимми запустить новую музыкальную программу. Его это не очень порадовало, но я уже давно перестал обращать внимание на эмоции юнца. Если Ронда
Заиграла музыка, произошло облепление/разлепление, неуловимое для глаза, и мы снова сели "Миру свободы" на хвост.
Даже мельком увидев его с расстояния двадцати километров, нельзя было не поразиться; теперь, все больше с ним сближаясь, мы и подавно разинули рты. Одно дело - знакомиться с техническими характеристиками, и совсем другое - видеть собственными глазами огромный астероид, прокладывающий себе путь в пустоте.
Зрелище напоминало рекламный ролик из времен Войны Возврата: астероид с неровной поверхностью, яйцевидной формы, километров восемнадцати в длину и двенадцати в поперечнике, освещаемый только светом звезд... Свечение выброса не позволяло разглядеть сами двигатели, но было ясно, что они огромны. Более светлые участки, рассыпанные по поверхности, указывали на местонахождение антенн и сенсоров; я заметил также пару прямоугольников видимо, люки.
– Он вращается, - прошептал Билко у меня за спиной. Видимо, зрелище так его заворожило, что он забыл об объявленном мне бойкоте.
– Видишь, как закручивает выброс из сопла?
– Так они создают искусственное тяготение, - отозвался я.
– В те времена еще не изобрели ложную гравитацию.
– Сделаю-ка я спектральный анализ оболочки.
– Он застучал по клавиатуре, поглядывая в свой прибор.
– Так мы лучше разберемся в этом вращении. Ух ты!
Если бы не ремни, я бы вылетел из кресла.
– В чем дело?
– Какое-то скольжение на фоне звезд, - испуганно ответил Билко, настраивая спектрометр.
– Успокойся, - послышался голос Ронды.
– Наверное, это всего лишь лепешка.
– Да, только она нас не облепила, - ответил мой помощник.
– Никогда не слышал о лепешках, которые появлялись бы не для того, чтобы покайфовать от бренчания банджо.
– Может быть, так близко к "Миру свободы" они не могут нас облепить, предположил я.
– Я уже говорил...
– На лице Билко появилось выражение, заставившее меня прервать тираду.
– Что еще?
– Судя по спектру, это действительно лепешка, - ответил он, стараясь держать себя в руках.
– Только не из наших старых знакомых, а совсем другая. Инфракрасная!
Я уставился на него.
– Ты шутишь?
– Взгляни сам.
– Он перевел свою таблицу на мой дисплей.
– Гораздо ниже стандартной красной лепешки. Предлагаю название - "Инфракрасная".
Будь я проклят, если он не прав!
– Что ж, - молвил я, - мы открыли новую разновидность. Теперь и мы войдем в историю.
– Не в том дело, - хмуро бросил он.
– Это не просто новая разновидность, а такая, что отпугивает другие лепешки!
Из динамика раздался свист.
– Мне это совсем не нравится, - призналась Ронда.
– И мне, - поддержал ее Билко.
– Может, махнем на все это рукой и сделаем побыстрее ноги?
Я смотрел на стремительно приближающийся астероид.
– Чушь какая-то!
– сказал я.
– Начать с того, что если это хищник...
– Употребляй множественное число, - посоветовал Билко.
– Я засек еще одну Инфракрасную.