Рапсодия гнева
Шрифт:
9 ИЮНЯ. ПАТРОНЫ
Видавший виды «Икарус» густо урчал дизелем, выпуская на переходных режимах целые клубы черного дыма. Давка внутри была просто немыслимая, кроме пропотевших людей салон переполняли брякающие дачные ведра, лопаты, мешки с удобрениями, сумки с ластами, чехлы с подводными ружьями и острогами. Пахло телами и всеобщей озлобленностью, пассажиры без стеснения толкались локтями, наступали на ноги и даже, казалось, получали от этого какое-то извращенное удовольствие. Духота затянутого тучами неба одуряла, заставляя кровь звонко биться в височных
Дорога натужно пошла в гору, слева тянулись ровные квадраты дачных участков, далеко справа, почти у самого моря, прорезался траншеями танковый полигон.
– Дачный поселок, – объявил в микрофон водитель.
Автобус сбавил ход и приткнулся, словно корабль у пристани, к небольшой асфальтовой площадке. Зашипели открывающиеся двери. Залязгали ведерные ручки, и в автобусе сразу стало свободнее, будто он выдохнул устало и после этого выдоха, как пар на морозе, остались мужики с избитыми о лопаты руками и полные женщины в спортивных штанах.
Саша перевел дух и расслабленно уселся на освободившееся сиденье. На задней площадке, водрузившись на огромный рюкзак, сидела весьма симпатичная девушка лет двадцати, а молодой парень, стоявший рядом, очень эротично играл с ее короткой прической, не обращая внимания на два десятка оставшихся пассажиров.
– Следующая Военный городок, – оповестил водитель, закрывая двери.
Автобус затрясся и тронулся, забив воздух зловонной гарью.
Саша не был в этих местах давно, хотя для отдыха тут рай земной, никак не меньше. Там, за горкой, каменистая земля обрывается в море невысоким глинистым обрывом, а под ним голубая вода, вылизанные волнами камни и белый, будто сахарная пудра, песок. Правда, в пасмурную погоду красоты блекнут, но вода и без солнца остается теплой, а песок мягким. Молодежь здесь очень любит купаться и жарить шашлыки на миндальных углях – места безлюдные, диковатые, но им многочисленные толпы отдыхающих вроде как ни к чему. Даже мешают.
Саша вышел на предпоследней остановке и присел завязать шнурок на одном из кедов – какая-то зараза наступила с чрезмерным усердием. Когда рассеялся густой черный дым, стало видно КПП разведотряда и скучавшего у высокой желтой стены морячка.
– Закурить не найдется? – лениво произнес заученную фразу матросик.
Явно из молодых. Из-под черного берета видны бритые волосы, а роба висит мешком на отощавшем теле. Не привык, видать, к казенным харчам.
– Тебе кушать надо получше, а не курить, – посоветовал Фролов. – Кто сегодня дежурный на КП?
– Яценко.
– Блин… Слышь, морячок, позови прапорщика Громова, а? С меня пачка «Примы». С фильтром, веришь?
– Давай.
– Ага… Потом тебя ищи. Притащишь Громова, тогда получишь. А то потом начнется – обедает, уехал, не нашел… Дуй давай. Скажи, что приехал Фролов и ждет на нашем месте.
«Нашим местом» был старый дощатый причал недалеко от военного дельфинария. Раньше они там с Громовым за два часа вытягивали полведра песчаных бычков, но потом громыхнула вторая чеченская и стало не до рыбалки. А затем и вовсе жизнь закрутила по-своему. Город, СОБР, семья… Старые соратники быстро превратились в тени на пестрой стене воспоминаний. Как в параллельном пространстве –
Серые досочки причала искрились разводами соли. Саша дошел до самого конца и присел на корточки, глядя в унылое отражение затянутого тучами неба. Запах выброшенных на берег водорослей и сырой рыбы смешивался с редким ворчанием морских львов в дельфинарии.
Под ногами Громова не хрустнула ни одна ракушка, ни одна досочка не скрипнула, хотя весу в нем было уж куда за сто килограммов. Фролов ощутил бывшего соратника не столько слухом, сколько отточенным ощущением чужого присутствия. Но виду не подал. Незачем.
– Привет, капитан, – довольно улыбнулся прапорщик, уверенный, что подошел незаметно. – Стареешь, Саша. Совсем расслабился.
– На гражданке, чего ж ты хочешь?
Они тепло пожали друг другу руки, и набежавшая невесть откуда волна приветливо шлепнула по причалу. Виктор Громов как был, так и остался статным, подтянутым – два метра роста и ширь в плечах. В морской пехоте десять лет, понюхал всякого. Кличка и позывной Гром подходила ему как нельзя лучше. Даже голос урчащий, клокочущий.
– Ты, Сань, видать, не просто так, а? – пророкотал он. – То тебя год не дождешься водочки бахнуть, то прилетаешь на автобусе в такую духотень. Случилось чего?
– Да что со мной может случиться? Я ж не бизнесмен, веришь?
– Ну, мало ли что за год могло измениться?
– Не изменилось. – Саша поглядел на кружащих над дельфинарием чаек, с азартными криками ворующих предназначенную дельфинам рыбу. – Отстрелялся я. Веришь? Даже с ментовки уволился. Ронин.
– Блин, Саня, вечно тебе всякая японская хрень в голову лезет. Ронин, самурай… Какая разница?
– Огромная, – грустно вздохнул Фролов. – Способности есть, применить некуда.
– Жалеешь, что ушел?
– Знаешь, Гром, у меня принцип есть. Никогда ни о чем не жалеть, веришь? На том и живу. Так получилось.
– Из-за Андрюхи…
– В какой-то мере да, – кивнул Саша. – В какой-то сам виноват. Сложно это все, Гром, ох как сложно.
Они посидели немного, глядя, как белоснежные чайки кувыркаются в серой мути небес.
– Хорошо, что ты приехал… – глуховато рокотнул прапорщик. – Расскажу кой-чего. Слыхал, что натовские калоши у Графской стенки стоят?
– Дожили…
– Второй день. Помнишь, как в девяносто девятом два английских корабля вошли точно так же?
– Ну… Россия вякнула что-то, и все спустили на тормозах.
– Теперь не спустят, – уверенно прищурился Громов. – Президент другой, не такая тряпка, как предыдущий. Нам дано добро действовать по обстановке, защищая интересы России. Такого еще не было.
– Офигеть… – присвистнул Саша. – Намечается заварушка?
– Намечаться-то намечается, да только неясно, чем кончится. Территория-то формально украинская. По всем международным законам нас тут можно щемить, как крыс в норе. Пригонят спецназ из Тылового, да еще американцы обязательно сунутся. А нас тут вдвое меньше, чем хохлов в Тыловом. Защемят.