Раса значения не имеет

Васильева Алиса

— Не мешай, пожалуйста. Приготовление пищи — это очень личный процесс.

Вот на это заявление моего шестилетнего племянника я даже не нашлась, что и ответить.

— Урфин просил, чтобы ты к нему зашла, когда проснешься. Он у себя в комнате вещи пакует.

— Ну ты тут осторожнее, — на всякий случай предупредила я, хотя за то время, что я за ним наблюдала, Тики не сделал ни одного опасного движения.

Гном уже практически закончил со сборами. Его часть комнаты сверкала чистотой. Те семь квадратных метров линолеума, которые

занимал Вандерштутель, теперь отличались по цвету от остального пола. И как только Урфин ухитряется так все отдраивать? Стена, у которой раньше лежал его спальник, тоже выглядела светлее остальных стен.

Вандерштутель сидел на своих пожитках, держа Заразу на коленях. Из-под его черного пиджака выглядывала веселенькая вязаная оранжевая жилетка, тоже подарок Марии.

— Мне жаль, что ты уезжаешь, — призналась я.

— Мне тоже, — вздохнул гном, — я тут прижился, хотя со мной это редко случается.

— Я буду скучать по тебе и Марии.

— Мы обязательно заскочим в гости, когда все уляжется, — пообещал Урфин.

— Правда? — обрадовалась я и спросила, надеясь, что мне не послышалось. — Вы вместе заскочите?

Урфин расплылся в самодовольной улыбке.

— По крайней мере, я на это надеюсь.

— Я так за вас рада! Значит, вы с Марией уезжаете вдвоем?

— Нет. Я дождусь ее в надежном месте, ей пока нельзя нигде надолго останавливаться, а мне нужно каждую неделю отмечаться в миграционной службе. Как раз будет время подыскать подходящий бриллиантовый гарнитур. С формами Марии это выйдет недешево.

— Удачи вам, — искренне пожелала я, — жаль, что у меня все не так просто.

— Любовь — это не про удачу, — покачал головой гном.

Урфин вдруг встал, сбросив Заразу на пол, и несколько раз прошелся из угла в угол. Его пальцы были крепко сомкнуты за спиной, а крючковатый нос направлен вниз. Кажется, что Вандерштутель внезапно и очень глубоко о чем-то задумался. Я так удивилась, что несколько минут стояла молча, не решаясь нарушить размышления Урфина.

Остановился он так же резко и внезапно. Карие глаза пронзительно глянули на меня из-под бровей.

— Я добропорядочный гном и твердо знаю, что есть вещи, в которые не следует совать свой нос, — сообщил он мне.

Я на всякий случай горячо закивала. Уж очень торжественный вид был у гнома.

— Но я тебе все-таки скажу. Твой амулет продолжает действовать от эмоций Ивана, как будто вы с Гвоздиком и не передавали оберег друг другу. Не знаю, как это вышло, но артефакт не перезаряжался — ни от тебя, ни от фейка. Выводы делай сама, — многозначительно пошевелил бровями Вандерштутель.

Выводы у меня делаться никак не хотели.

— А почему тогда оберег развеял чары оркского шамана над Гвоздиком? Он ведь без передаривания, да еще и с любовью, не должен был сработать?

— Не знаю. Не моего ума дело, кто кому и как нужен. Я добропорядочный гном, я о таких вещах не думаю! — строго сказал Урфин, и я не решилась уточнять, что это за

вещи. — Но для тебя я кое-что сделаю. Да, сделаю. И не отговаривай меня, я твердо решил! — Вандерштутель решительно шагнул к Заразе и, прежде чем я успела вставить в его монолог хоть слово, свернул тварюшке шею.

Вот реально взял и свернул, как отвинчивают крышки от бутылок.

Верхняя часть Заразы, та, что с головой, безвольно повисла. А нижняя завиляла хвостом.

У меня ноги подкосились, и я присела на кровать Гвоздика, заваленную его разноцветным барахлом.

Урфин деловито вытащил из Заразы несколько туго свернутых роликов пятитысячных купюр. Вот теперь я поняла, что значили его слова о том, что Зараза ему очень дорога. Это ж, блин, мобильный сейф!

Гном аккуратно выложил передо мной шесть мотушек денег.

— Теперь у тебя больше нет проблем с жильем, — торжественно проговорил гном.

— Ты что! Я не могу принять такую сумму! — замахала руками я.

— Я сказал — не отговаривай меня! — громыхнул Вандерштутель. — Тем более я это делаю для успокоения собственной совести. Хороший поступок за, кхм, сомнительный поступок.

— Насколько сомнительный? — спросила я.

Не хватало сейчас еще узнать, что и Вандерштутель замешан в чем-то жутком. Гном снова заходил по комнате. Заразу он уже собрал, и та, как ни в чем не бывало, улеглась спать на его чемодане.

— Пару месяцев назад я взял очень солидный заказ. Очень солидный, — заговорил гном, не глядя на меня, — считается, что артефактщик не отвечает за использование своего товара, если только речь не идет о големах.

— А речь шла не о големах? — спросила я, так как Вандерштутель надолго замолчал.

— Не о големах, — вздохнул Урфин, — но все же артефакт был очень персонализированным. Так что не догадаться о его назначении было бы весьма сложно.

— И что же это был за артефакт? — снова подтолкнула я замолчавшего гнома.

— Печать номер шесть по каталогу темных артефактов высшего ранга магии. В просторечии «приманка». На артефакте пишутся имена тех, кто должен оказаться рядом с печатью в определенное время. Так что я знал, против кого будет использовано мое изделие. И плюс пришлось делать очень мощный заряд. В качестве него была использована одна из самых старых реликвий зимнего народа, крайне могущественная штука. Другим способом защиту жертвы было не пробить, он с ног до головы увешан защитными побрякушками.

— Это что-то вроде любовной магии? — уточнила я.

Пока что все выглядело не так драматично.

— Я тоже так сначала подумал. Но теперь точно знаю, что нет. Я тут не просто так появился, совесть мучила. Печать была нужна, чтобы приманить и несколько дней удерживать жертву в определенном месте. Имен я тебе не назову, это совсем не по правилам. Думай и решай сама. И держи деньги, чтобы ты могла послушать свое сердце, ни на что не отвлекаясь, — закончил Урфин уж совсем как-то непонятно.