Расчищая путь пехоте
Шрифт:
Наконец в 11.30 утра из-за высоты Длинная появилась первая контрольная платформа бронепоезда.
– К бою!
– подал команду капитан Посохши.
Бронепоезд, как по заказу, не остановился у спасительной высотки, а прополз дальше и... встал у другого рассчитанного нами места, метрах в пятистах от нее.
И тут же мы увидели всполох всех его 12 пушек. Но это был их последний залп. Рядом с бронепоездом, спереди и сзади него, по всей длине состава, взмыли ввысь огромные столбы огня, земли и дыма. Заднюю контрольную площадку разворотило начисто, а затем, после второго попадания,
Батареи, согласно команде стреляющего, после залпа перешли на режим методического огня с темпом в 15 секунд один выстрел. Не прошло и полминуты, как на бронеплощадках и в центре бронепоезда, где размещался паровоз, все мы отчетливо увидели оранжевые блики разрывов. Несколькими прямыми попаданиями боевые части бронированной цели были изуродованы, из паровоза к небу потянулись черные клубы дыма и языки пламени.
Бронепоезд перестал существовать. В разные стороны от него разбегались солдаты. Как и было задумано, разгром бронепоезда завершили артиллеристы стрелковых соединений.
Капитану Посохину и его подчиненным я объявил благодарность и представил отличившихся к правительственным наградам. Пехотинцы же, на глазах которых артиллеристы в считанные минуты расправились с бронепоездом противника, выразили нам свое восхищение.
Как-то вечером, когда на степь опустились сумерки, ко мне подошел командир полковой батареи управления старший лейтенант И. Семенов и попросил:
– Товарищ подполковник, я только что был на передовой. Там противотанкисты немецкий танк подбили, и он остался на нейтральной полосе. Разрешите приспособить его под наблюдательный пункт. Ночи сейчас темные, добраться до танка можно. Пехотинцы обещали прикрыть в случае чего...
Утром старший лейтенант Семенов был уже в тапке и корректировал огонь батарей. На другой день немцы, видимо, догадались, в чем причина высокой точности наших артиллерийских налетов, и к вечеру открыли по танку, одиноко застывшему на склоне небольшого холма, огонь из противотанковых орудий. Несколько снарядов попали в цель. К изуродованной машине поползли гитлеровцы. Но им наперерез поднялись наши пехотинцы. В короткой схватке они расправились с фашистами и вернулись вместе с Семеновым. Отважный наблюдатель был тяжело ранен. Ему оказали первую помощь и отправили в госпиталь.
Командир батареи управления выбыл из строя надолго. Зато дивизионы, огонь которых он корректировал, в тот день разрушили два наблюдательных пункта противника, уничтожили около сотни гитлеровцев, вывели из строя два танка, разбили мост через небольшую речушку - приток Дона.
Жить на фронте, как известно, трудно. Но мы старались хоть как-то облегчить свой быт. В этом отношении артиллеристам частей РВГК было, конечно, легче, чем пехотинцам или танкистам. Как правило, мы дольше оставались на одном месте, да и позиции были более удалены от переднего края. Поэтому мы имели возможность хорошо оборудовать землянки.
У нас были даже специальные землянки - красные уголки, где бойцы и командиры могли написать письмо, почитать свежую газету. Даже баньки на дивизион успевали порой оборудовать. Хорошо
Я помню лица красноармейцев - то усталые, то разгоряченные, в кровь истертые о металл снарядов ладони, окровавленные бинты под шапкой. Помню и тот энтузиазм, с которым, несмотря на усталость и трудности фронтового быта, они выполняли свою нелегкую работу.
1107-й артиллерийский полк по-прежнему кочевал с одного участка фронта на другой. Это судьба всех частей РВГК. Их бросали туда, где того требовала обстановка. А она в междуречье Волги и Дона в те дни менялась часто, и порой самым неожиданным образом.
Огонь нам приходилось вести, как правило, под непрерывным воздействием авиации и артиллерии противника. Иногда артиллеристы вступали и в рукопашную с вражескими пехотинцами, разведчиками и диверсантами.
Как-то ночью под населенным пунктом Сухой Каркаган группе немецких разведчиков удалось просочиться через боевые порядки нашей пехоты и выйти прямо к командному пункту полка.
Часовыми у блиндажей командования полка и узла связи стояли разведчики комсомольцы И. В. Кабанов и И. Есепариев, оба награжденные медалью "За боевые заслуги". Они вовремя заметили вражескую поисковую группу. Есепариев первым открыл огонь из карабина, Кабанов тут же дал очередь из автомата.
Поняв, что обнаружены, гитлеровцы попытались отойти и скрыться в ближней балке. Но им наперерез устремились поднятые по тревоге телефонисты во главе с начальником разведки лейтенантом В. И. Ивановым. Завязался бой. В ход пошли ручные гранаты. Вся фашистская разведгруппа была уничтожена.
Нередко нам приходилось вступать в бой и с более крупными подразделениями гитлеровцев, переходившими линию фронта с диверсионными целями. Тогда мы организовывали круговую оборону и действовали в качестве пехотинцев. Не обходила пас стороной и вражеская авиация. По фашистским самолетам артиллеристы вели огонь из личного оружия и крупнокалиберных зенитных пулеметов.
Никогда не забуду яркий, солнечный день в районе того же Сухого Каркагана. Дивизионы с утра и до обеда вели огонь по заявкам общевойсковых командиров. Днем на позиции привезли горячую пищу. Я в тот момент находился на НП 4-й батареи. Капитан В. Т. Лучкин пригласил меня отведать щей.
– Знали бы вы, товарищ подполковник, какой борщ умеет готовить моя хозяйка!
– мечтательно сказал капитан.
Мы вспомнили с ним Острогожск, давно занятый немцами, наших близких, о судьбе которых ничего не знали. Вдруг наблюдатели подали сигнал воздушной тревоги. Личный состав батареи спрятался в надежных укрытиях. Через несколько минут фашистские самолеты уже закрутили над нами свою карусель, Бомбы стали рваться повсюду. Вспыхнули пожары. Стараясь перекричать грохот разрывов, радист комбатра закричал: