Раскаты
Шрифт:
– Здесь вся информация. Трясите его, как грушу, с обоих направлений. Он даже меня обдурил, а я такого простить не могу…– он посмотрел на Навалова с презрительным подозрением.– Вы-то хоть настоящий доктор?
– Я?..– Навалов испуганно встрепенулся, но тут же осмелел.– Да, голубчик, доктор. Хоть в Париже не учился, а все же диплом имею. А сейчас иду на второй, между прочим.
– Приятно слышать,– Арцыбашев протянул ему сторублевую купюру.– Спасибо, коллега, что потратили время на нас.
– Постойте,
– Кто не успел, тот опоздал. А мне надоело стоять и дышать трупными парами. Вы,– сказал Арцыбашев Яковлеву,– впустили их в себя уже сверх меры.
–Тогда я ухожу…– пробормотал он в ответ. Они вышли вместе.
Угрюмый и мокрый Прокофий Антонов, топтавшийся возле регистратуры, спорил с дежурным:
– Да когда же ваш доктор придет-то?
– Скоро должен быть.
– Да я уже десять минут жду!..
Потеряв жену и дочь, Прокофий осунулся и поседел, стал выглядеть совсем жалко. Исчез умелый хлопотный делец – вместо него на свет выполз тусклый, пахнущий перегаром бродяга.
– Что такое?– спросил Навалов.
– Вот – на опознание приехали,– ответил дежурный.
Прокофий, увидев Арцыбашева, выпучил глаза.
– Ты!!!…– возглас медленно потонул в животном рычании.
– Прошу не тыкать,– возразил Арцыбашев.– Мы не на базаре.
– Сукин ты сын, сволочь проклятая!..– Прокофий, воспрянув прежними силами, медведем пошел на него. Дежурный и прибежавшие на помощь санитары скрутили его, прижали к стене.
– Ты меня всего обескровил, поганец!..– брызжа слюной, кричал Прокофий.– Для чего я работал, для чего жил?!..
– Похороны Анны я оплачу,– ледяным тоном сказал Арцыбашев и вышел из морга.
«Все, к черту!»– добежав до машины, он хлопнул дверцей и прикрикнул на водителя:
– Будем ясной погоды ждать? Поехали уже!
«К черту это все,– яростно пережевывал Арцыбашев.– Все к черту! Надоело! Продам больницу, все продам и уеду к чертовой матери отсюда! Заберу мать и дочь – все, прощай, Россия! Поселюсь где-нибудь в Швейцарии… А ведь меня звали, заведующим отделения… Что же я тогда не согласился-то? Гордость взыграла, не иначе. Толку, что за тридцать – все такой же глупый и гордый! Черт с ними! Сам выкручусь… открою клинику… и дом будет у озера, а не в этом помпезном склепе!»
– Александр Николаевич?– опасливо обратился водитель.– А куда ехать-то?
– В больницу ко мне дуй, будь она проклята, мать ее…
Арцыбашеву сразу вспомнилось сегодняшнее представление в цирке; а точнее, гимнастка Эльза. «Ну и выдумали ей имечко… да еще и принцессой прозвали! Дура из дур – по канатам научилась лазить под музыку, развлекать дурное стадо своими фокусами! Тоже мне – наука!.. А ведь как похожа на Тарасову – и вытяжка, и телосложение. Все один в один… Жаль, что лица не разглядел – наверняка такое же глупое и голубоглазое. Может, вообще подросток? Может быть, даже
Арцыбашев прикинул – а если бы эта Эльза во время номера сорвалась? Скорее всего, сломала бы шею и умерла. Это в лучшем случае. В худшем – могла бы выжить, но осталась парализованной до конца жизни.
15
Возле клиники Арцыбашева стоял черный автомобиль. Его водитель, облаченный в шинель с погонами лейтенанта, вальяжно оперся на вытянутый капот и курил папироску. Похоже, дождь его абсолютно не волновал.
Машина доктора встала рядом. Арцыбашев кинул быстрый взгляд в сторону лейтенанта (тот продолжал курить, не замечая ничего вокруг) и зашел в клинику.
– Александр Николаевич,– вахтер поднялся из-за стойки.– Приехал генерал-лейтенант Костромской.
– Не знаю такого.
– Ну как же… герой русско-турецкой… он сам на прошлой неделе звонил…
– А, этот…– Арцыбашев глянул в окно. Черная машина стояла, но ее водитель, докурив, спрятался в салоне.– Решился-таки? И где он?
– В приемной. Маслов с ним разговаривает.
– Кто сегодня дежурная сестра?
– Нюра.
«Опять она,– досадливо подумал Арцыбашев.– Хотя, это может помочь».
Генерал-лейтенант Костромской, один из многочисленных героев последней Русско-турецкой войны, восседал на диване с важным, воинственным видом. Он был в парадном мундире – ордена и кресты облепили его грудь сверху донизу. Его старое лицо, изборожденное глубокими морщинами, хранило суровое выражение. Пышные седые усы с пожелтевшими от табака кончиками изредка подрагивали – генерал порывался задать вопрос, но каждый раз передумывал. Глубоко посаженные глаза, тусклые и мутные, смотрели на Маслова с презрительным недоверием.
Маслов, забывший надеть халат, сидел за столом и заполнял медицинскую карту.
– Много у вас бумажной работы, прямо как в штабе,– пересилив себя, недовольно заявил Костромской.
– Что поделать? Бюрократия проникла во все слои нашего общества,– шутливо ответил Маслов.
Костромской нащупал трость, сжал позолоченную ручку, что было сил.
– Знаете, если бы не то бездарно спланированное наступление…– начал он. Тут в комнату вошел Арцыбашев.
– Здравствуйте, Николай Арсеньевич,– вежливо улыбаясь, сказал доктор.
– Здравия желаю,– холодно ответил Костромской.– Вы и есть Арцыбашев?
– Он самый,– Арцыбашев подхватил карточку и пробежал по ней глазами.– Значит, вас мучают боли в ногах?
Костромской кивнул, поднял трость:
– Без нее ходить просто невозможно. Иногда адъютант помогает.
– Вы работаете?
– Числюсь в Главном Военном штабе,– важно, с гордостью подметил генерал.– В молодости, когда я был еще подполковником, принимал участие в Русско-турецкой. Посекло нас во время атаки. Полевой врач осколки вытаскивал, да не все достал.