Раскаты
Шрифт:
– Ясно,– Арцыбашев посмотрел на его ноги.– Надо в смотровую.
– Меня уже много кто смотрел,– раздраженно добавил Костромской.– Наш военный госпиталь, и даже заграницу увозили… месяц назад…
– Как самочувствие сейчас?– отложив карточку, Арцыбашев сел рядом с генералом.
– Болят же, говорю!– генерал стукнул тростью по полу.– Ходить без нее невозможно. И даже с ней тяжело. С каждым годом все сильнее и сильнее болит. Мне последний врач сказал – вас осколки мучают, но вытащить их нельзя.
– Что за врач?
– А черт его знает! Француз
– Вот что я предлагаю,– генерал с мрачной готовностью посмотрел на него.– Сделаем рентген, посмотрим ноги. Если осколки есть – проведем операцию и вытащим их. Рентген, операция и восстановление будет стоить пятнадцать тысяч…
– Сколько?!– вскрикнул Костромской. Даже Маслов, услышав о стоимости, вздрогнул и посадил в карточке кляксу, удивленно посмотрел на Арцыбашева.
– Пятнадцать тысяч золотыми,– спокойно сказал он.– Если согласны – прошу в смотровую, и на рентген. Наша медсестра вас проводит.
– Нет, подождите…– генерал, сжав трость, сердито зашевелил челюстью.– Это же огромнейшие деньги! Огромнейшие!
Арцыбашев понимающе кивнул.
– Я готов поспорить, что француз, который вас осматривал, был ни кто иной, как Жан Фланбери – один из лучших хирургов в Европе. Он понял, что не сможет прооперировать, потому и отказал. А ведь шрапнель и осколки – прежде всего металл. Он окисляется, отравляет ядами организм. Дойдет до внутреннего воспаления – вот вам и гангрена.
– А вы сможете?– удивленно спросил генерал.
– Смогу,– уверенно ответил Арцыбашев.– Смогу, так ведь?– спросил он Маслова.
– Без сомнений,– тот с серьезным выражением лица посмотрел на Костромского.– Репутация нашей клиники и рекомендации говорят об этом.
– Что ж,– генерал медленно, опираясь на трость, с болезненным усилием поднялся.– Я человек военный, и не привык откладывать на завтра.
– Вот и отлично. Нюра!– позвал Арцыбашев.
В комнату вошла молодая красивая медсестра.
– Пойдемте в смотровую. Можете облокотиться на меня,– ласковым голосом сказала она генералу.
Когда Костромской и Нюра ушли, Маслов спросил:
– Александр Николаевич? Я все пытаюсь, но не могу припомнить хирурга с фамилией Фланбери.
– Мой учитель,– ответил Арцыбашев.– Он работал в Королевском госпитале, в Париже. Хороший был специалист.
– Был?
– Умер три года назад,– на губах Арцыбашева заиграла шаловливая, немного грустная улыбка.– Только нашему генералу об этом – ни слова. Костромской – патриот до мозга костей, вот и пусть считает, что наше – самое лучшее.
«До чего же идиотское суждение,– понял Арцыбашев.– А вслух звучит еще глупее».
Маслов тихо посмеялся. Сегодня вечером, у своей любовницы, он обязательно расскажет этот случай, с удовольствием описывая реакцию старого генерала.
– Пятнадцать тысяч?– пародируя, хрипло воскликнет Маслов.– Почему же так много?!
– И все же, Петя,– любовница, прижимаясь к его дряблому желтому телу, целует его.– Это не
– Это очень большие деньги,– ответит Маслов.– И большая их часть осядет в кармане у Арцыбашева. Ты не представляешь, как он жаден до денег, словно дракон.
Но этот разговор произойдет только вечером. А сейчас вежливый и услужливый Маслов в компании Нюры обхаживали Костромского, словно самого почетного гостя в клинике.
16
В четыре часа вечера Арцыбашев понял что устал, голоден и больше не может сидеть в клинике.
«Надо проветриться»,– доктор скинул халат, запер кабинет и спустился на первый этаж.
– Меня, возможно, сегодня не будет,– предупредил он вахтера перед уходом.
Арцыбашев направился к своей машине. Григорий, докуривавший папиросу, смял ее и выбросил, привычно занял водительское место:
– Александр Николаевич?
– Поехали в Асторию,– сказал доктор.
Эта шикарная красавица-гостиница нравилась ему только из-за ресторана, в котором умелый повар-француз запекал отличное жаркое. Арцыбашев представлял перед глазами то ребрышки с ароматным винным соусом, то нежнейшую отбивную, которая сама таяла во рту. Он представлял ее так вдохновенно и реалистично, что живот, возмутившись, заныл нудной, стонущей болью. Арцыбашеву пришлось отвлечься на серые пейзажи Петербурга.
Дождь прекратился, но пасмурная погода и резкий, стылый ветер ясно говорили доктору – «мы не закончили». Небольшие лужи, растекшиеся по мостовой, отражали в себе хмурое небо, в котором изредка попадался кусок темно-серого облака. Порой над лужами пролегала тьма – второпях проносился экипаж; либо человек, спешивший на встречу куда-то, на миг отражался в мутной воде искривленным отражением, и навсегда исчезал.
Машина Арцыбашева остановилась перед «Асторией». Доктор вышел, и, мимо него, спеша к парадному входу, пронеслась какая-то маленькая фигура в сером пальтишке.
«Все куда-то спешат,– Арцыбашев смотрел, как фигура серой молнией влетела в гостиницу и исчезла. Он успел разглядеть только всклоченные вихри пепельно-белокурых волос, выбившихся из-под шляпки.– Таинственная незнакомка…»
Управляющий рестораном, в темно-вишневом костюме, сам провел Арцыбашева к столику, знаком подозвал официанта и спросил:
– Что желаете, Александр Николаевич?
– Ваших чудесных ребрышек и отбивных.
Управляющий скорчил грустное лицо:
–Увы, эти блюда разобраны. Могу предложить английский завтрак, усиленный.
– Чем усиленный?– подозрительно спросил Арцыбашева.
– Всем. Двойная порция яиц, колбасы, сосисок…
– Хорошо. Но с чаем подайте коньяк.
Разобравшись с заказом, Арцыбашев расслабился и стал от скуки рассматривать гостей. Здешняя публика отличалось от публики Мариинки разве что скромностью костюмов. Впрочем, некоторые «уважаемые» господа и дамы даже здесь умудрялись выглядеть так, словно пришли на императорскую аудиенцию.