Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана
Шрифт:
Лас Касас сообщает яркие подробности конфликта, происшедшего ранее между Веласкесом и Кортесом. «Перебирая, кого бы назначить командующим, остановился он (Веласкес — Авт.)… на Эрнандо Кортесе (не без внушения со стороны, как полагали), который был его слугою и секретарем и КОТОРОГО ОН ЧУТЬ БЫЛО НЕ ОТПРАВИЛ НА ВИСЕЛИЦУ, о чем рассказано выше… Дьего Веласкес знал его сметливость и опытность» [52], с. 356.
Оказывается, Кортес тайно от Веласкеса передал к королевскому двору жалобы многих испанцев на действия Веласкеса. «Узнав об этом, Веласкес его АРЕСТОВАЛ И ХОТЕЛ ПОВЕСИТЬ» [52], с. 452.
Далее Лас Касас добавляет: «Насколько я знаю, Дьего Веласкес никогда особенно не доверял Кортесу» [52], с. 357.
Аналогичное
«Весть о кончине Августа застала Германика в Галлии, где он занимался, как мы сказали, сбором налогов… Сам он был сыном Друза, брата Тиберия, и внуком Августа… Римский народ чтил память Друза… отсюда такое же расположение к Германику и те же связанные с его именем упования. И в самом деле, этот молодой человек отличался гражданской благонамеренностью, редкостной обходительностью и отнюдь не походил речью и обликом на Тиберия, надменного и скрытного. Отношения осложнялись и враждой женщин…
Но чем доступнее была для Германика возможность захвата верховной власти, тем ревностнее он действовал в пользу Тиберия. Он привел к присяге на верность Тиберию секванов и соседствующие с ними племена белгов. Затем, узнав о возмущении легионов, он поспешно направился к ним, и они вышли из лагеря ему навстречу, потупив глаза, как бы в раскаянии…
Но когда он заговорил о поднятом ими бунте, спрашивая, где же их воинская выдержка… все они обнажают тела, укоризненно указывая ему рубцы от ран, следы плетей… Громче всего шумели в рядах ветеранов… При этом они высказывали Германику наилучшие пожелания и изъявляли готовность поддержать его, если он захочет достигнуть верховной власти. Тут Германик, как бы запятнанный соучастием в преступлении, стремительно соскочил с трибунала. ЕМУ НЕ ДАЛИ УЙТИ, ПРЕГРАДИЛИ ДОРОГУ, УГРОЖАЯ ОРУЖИЕМ, если он не вернется на прежнее место, но он, воскликнув, что скорее умрет, чем нарушит долг верности, обнажил меч… и занеся его над своей грудью, готов был поразить ее, если бы находившиеся рядом не удержали силою его руку. Однако кучка участников сборища… принялись — трудно поверить! — всячески побуждать его все же пронзить себя, а воин по имени Калузидий протянул ему свой обнаженный меч, говоря, что он острее. Эта выходка показалась чудовищной и вконец непристойной даже тем, кто был охвачен яростью и безумием. Воспользовавшись мгновением замешательства, приближенные Цезаря (Германика — Авт.) увлекли его с собою в палатку.
Там они принялись обсуждать, КАК СПРАВИТЬСЯ С МЯТЕЖОМ; к тому же стало известно, что мятежники собираются послать своих представителей к Верхнему войску, чтобы склонить его на свою сторону, и что они задумали разорить город убиев, устремиться вооруженными шайками в Галлию, дабы разграбить и ее…
Отправившись к Верхнему войску, Германик тотчас же по прибытии привел к присяге на верность Тиберию второй, тринадцатый и шестнадцатый легионы; воины четырнадцатого легиона проявили некоторое колебание: им были выданы деньги…
В стране хавков начали волноваться размещенные там вексилларии взбунтовавшихся легионов; немедленной казнью двух воинов беспорядки, однако на некоторое время были пресечены…
Между тем к Германику… прибывают (из далекого Рима — Авт.) уполномоченные сената. Там зимовали два легиона — первый и двадцатый, а также ветераны… Последних, обеспокоенных прибытием делегации и тревожимых нечистою совестью, охватывает страх, что этим посланцам сената дано повеление отнять у них добытое мятежом… Они проникаются ненавистью к главе делегации, бывшему консулу Мунацию Планку… поздней ночью ветераны принимаются требовать свое знамя, находившееся в доме Германика. СБЕЖАВШИСЬ К ДВЕРЯМ, ОНИ ИХ ВЫЛАМЫВАЮТ И, ГРОЗЯ СМЕРТЬЮ НАСИЛЬСТВЕННО ПОДНЯТОМУ С ПОСТЕЛИ ГЕРМАНИКУ, вынуждают его передать знамя в их руки. Затем, рассыпавшись по улицам, они сталкиваются с представителями сената, которые, прослышав
Наконец, на рассвете, когда стало видно, кто полководец, кто воин и что происходит, Германик, явившись в лагерь, приказывает привести к себе Планка и приглашает его рядом с собою на трибунал. Затем, осудив роковое безумие… он разъясняет, зачем прибыли делегаты…
Собранные на сходку воины были скорее приведены в замешательство, чем успокоены его речью, он отсылает послов под охраной отряда вспомогательной конницы.
В эти тревожные дни все приближенные порицали Германика: почему он не отправляется к Верхнему войску, в котором нашел бы повиновение и помощь против мятежников… Пусть он не дорожит своей жизнью, но почему малолетнего сына, почему беременную жену держит он при себе среди беснующихся и озверевших насильников?» [833], т. 1, с. 23–26, 28.
В конце концов Германику удается успокоить часть легионов.
Сравним две версии: русско-ордынскую, говорящую про Ермака (в данном случае она же испанская, то есть османско-атаманская, говорящая про Кортеса) и «античную» римскую — про Германика.
• ПОЛКОВОДЕЦ, УВАЖАЕМЫЙ СВОИМИ ВОЙСКАМИ, ВЫНУЖДЕН УСПОКАИВАТЬ СОРАТНИКОВ И ТУШИТЬ БУНТ. — В русской истории атаман Ермак оказывается во главе неспокойного казацкого войска, охваченного недовольством. Он, конечно, является безусловным авторитетом для товарищей, однако через некоторое время вынужден гасить бунт.
Аналогично, в римском повествовании, полководец Германик является главнокомандующим галльскими и германскими легионами Рима, зараженными мятежными настроениями. Германику приходится всеми силами гасить бунт.
• ПОПУЛЯРНЫЙ ПОЛКОВОДЕЦ ЛОЯЛЕН К ЦАРСТВУЮЩЕМУ ИМПЕРАТОРУ. — В русско-ордынской версии атаман Ермак-Герман, начиная с некоторого момента, становится вполне лояльным к царю Ивану Грозному и даже подчиняется его указаниям. В частности, отправиться в дальний поход.
В «античном» рассказе Герман абсолютно лоялен к правящему императору Тиберию, несмотря на то, что многие, в том числе и его собственные воины, склоняли его к восстанию против Тиберия. Германик не поддается на эти уговоры и продолжает хранить верность римскому императору.
• АРЕСТ КОРТЕСА И НАПАДЕНИЕ НА ГЕРМАНИКА. ПОЛКОВОДЕЦ — НА ГРАНИ ГИБЕЛИ ОТ РУК СВОИХ ЖЕ СОРАТНИКОВ. — Испанские (они же османско-атаманские) хроники рассказывают об аресте конкистадора Эрнана Кортеса. Причем его арестовывают его же соратники, выказывавшие до этого всяческое уважение к Кортесу. Кортес оказывается на краю гибели и лишь чудом ему удается спастись. Подробности этого драматического эпизода см. в нашей книге «Завоевание Америки Ермаком-Кортесом…». В русско-ордынской версии свидетельств о прямом аресте Ермака не сохранилось. Хотя неоднократно говорится о гонениях центральных властей Руси-Орды на взбунтовавшихся волжских и уральских казаков, в том числе и на Ермака, их предводителя. Эти преследования прекратились лишь после того, как Строгановы предложили Ермаку возглавить поход «в Сибирь».
Аналогично, в «античном» римском описании Германик фактически арестован группой своих же взбунтовавшихся солдат. На него совершено неожиданное нападение с оружием в руках. Лишь чудом Германику удается спастись.
Мы видим хорошее соответствие сравниваемых версий.
5. Неспокойная обстановка «в Сибири» в эпоху Ермака и смута «в Германии» в эпоху Германика
Романовская версия сообщает, что некоторые татарско-сибирские ханы старались наладить хорошие отношения с Иваном Грозным. Дело в том, что в Сибири в то время шла борьба за власть между разными кланами и поддержка великого царя могла быть очень полезной. В «1555 году, татарский князь Едигер — властитель Сибирской Орды… прислал к Иоанну своих послов поздравить его с покорением Казанского и Астраханского царств… ЦАРЬ МИЛОСТИВО ПРИНЯЛ ПОСОЛЬСТВО ЕДИГЕРА и согласился признать его своим подручником, за что последний обязался платить нам дань…