Расколотая
Шрифт:
— Нет.
— Мне не нужна нянька!
— Нужна.
Я вздыхаю. Делать нечего, придется рассказать ему.
— Помнишь, ты просил меня вспомнить, кто я? Не запирать в себе прошлое? — Он ждет. — Так вот, я собираюсь увидеться с Беном.
— Что? С тем парнем, о котором все время талдычит Тори?
— Она не знает правды. Мы с ним были... близки.
— Ноя думал, он умер.
Я качаю головой:
— Он жив, и я собираюсь увидеться с ним.
— Он поддерживал связь?
— Нет. Он не знает, что я приеду.
— Но как...
— Не спрашивай, как я нашла его, — не скажу. Но теперь ты понимаешь, почему не можешь поехать со мной?
На лице Катрана отражается так много эмоций — беспокойство и обида борются с гневом — что, не успев даже подумать, я оказываюсь рядом и кладу ладонь ему на руку.
— Катран, с тобой все в порядке?
— Нет. — Он вздыхает, ерошит волосы рукой. — Послушай, я поеду следом, но показываться не буду. Прикрою тебе спину на случай, если что-то пойдет не так. Это лучшее, что я могу сделать. Хорошо?
Это настолько против его разумения, настолько больше того, что я могла от него ожидать, что я улыбаюсь:
— Хорошо.
Я сажусь на мотоцикл, делаю еще несколько поворотов, и память не подводит меня: это правильная дорога.
Небо еще не начинает светлеть, когда мы добираемся до дорожки рядом со школой, по которой Бен, я уверена, будет бегать. Мы прячем мотоциклы и, притаившись в деревьях, ждем и наблюдаем.
Тьма мало-помалу уступает небо сероватой мгле. Никого не видно. Горло у меня сжимается, и я уже собираюсь сказать Катрану «извини, должно быть, я ошиблась», когда он хватает меня за руку.
— Смотри, — шепчет он и указывает на холм слева. Одинокая фигура бежит по нему вниз, освещаемая светом со спины. Я прищуриваюсь, неуверенная, но потом... да, это он! Рот расплывается в улыбке, а ноги несут меня из леса вслед за удаляющейся фигурой.
Бен умеет бегать, всегда умел. Я прибавляю и прибавляю скорости. Должно быть, он что-то слышит, так как слегка поворачивает голову, чтобы посмотреть, кто сзади, потом опять отворачивается и бежит дальше.
Быть может, он не разглядел меня в таком слабом свете. Я припускаю быстрее.
— Подожди, Бен, — тихо зову я. — Постой.
Он замедляет бег. Потом переходит на шаг.
Я догоняю его.
— Да? — говорит он.
Я широко улыбаюсь ему в глаза, карие с золотыми ободками, и хватаю за руку. Он смотрит на наши руки. Отвечает неуверенной, кривой улыбкой.
До меня начинает доходить, что что-то не так.
— Бен?
— Извини, ты приняла меня за кого-то другого.
— Нет. — Я крепко сжимаю его ладонь.
Он качает головой, убирает свою руку.
— Прошу прощения, но я не Бен. Извини, у меня мало времени, а мне нужно закончить пробежку. — И он бежит дальше, а я стою и смотрю ему вслед, смотрю, как он бежит, и каждое его движение говорит, что это мой Бен. На глаза наворачиваются слезы.
Он
Он ничего не помнит.
Живот скручивает. Ему заново стерли память — вот единственный ответ. Но ему уже шестнадцать. Они не имеют права делать этого с теми, кто старше шестнадцати. Почему же нарушили собственное правило ради Бена?
«Он не знает, кто я».
Я продолжаю стоять на дорожке, чувствуя, как меня начинает бить дрожь. Бен может повернуть назад и снова пробежать здесь. С этой мыслью я скрываюсь в деревьях и жду. Вскоре он появляется вдалеке. Я наблюдаю, как он приближается, проносится мимо и удаляется вверх по склону.
Позади меня, в лесу, слышатся какие-то звуки, но я продолжаю стоять, глядя, как Бен исчезает в тусклом свете зарождающегося утра.
— Рейн? — тихо окликает меня Катран.
Я не оборачиваюсь, не хочу, чтобы он видел мои слезы, но остановить их не в силах. Теплая ладонь ложится мне на руку, разворачивает.
— Что случилось?
Я качаю головой, не в состоянии говорить. Поколебавшись, Катран кладет руку мне на плечо, привлекает к себе. Руки его, поначалу одеревенелые, скоро смягчаются. Я всхлипываю у него на плече и рассказываю, что Бен меня не узнал.
Наконец он отстраняет меня и заглядывает в глаза:
— Ты должна взять себя в руки, и побыстрее. Нам нужно убираться отсюда. Становится слишком светло, тут могут появиться другие люди.
Он ведет меня через лес к нашим мотоциклам, и мы возвращаемся назад той же дорогой. Холодный воздух обжигает глаза, а в голове снова и снова прокручиваются три слова, в которые я никак не могу поверить: Бена больше нет.
Я больше не плачу, но внутри меня пустота. Нет ничего: ни надежды, ни выхода.
Мы доезжаем до тайника, и я просто стою, тупо глядя перед собой, пока Катран прячет мой байк.
— О чем ты только думала, когда отправилась туда? — Он качает головой. Обычный Катран вернулся.
Я молчу. Он толкает меня в плечо, бросает вызов:
— Ты говоришь Нико и всем нам, что поддерживаешь «Свободное Королевство», а потом выкидываешь фортель вроде этого. Рискованно, Рейн. А если бы меня там не оказалось и тебя бы схватили? Они бы выпытали у тебя все. Они умеют. Ты бы выдала им всех нас.
В душе моей что-то словно отвердевает, каменеет.
— Лордеры уже один раз забрали у меня Бена. И теперь сделали это снова. Его нет. Он все равно что умер. И у меня нет дороги назад. Я готова на все, чтобы отомстить им.
— Ты, похоже, не шутишь. Это и есть твоя последняя капля?
— Что ты имеешь в виду?
— Последняя капля, которая переполнила чашу твоего терпения. Значит, ты и вправду способна на все.
Я пожимаю плечами, но внутри меня все смещается, перестраивается. Мне довольно было и кольца Эмили, спрятанного теперь где-то на дереве, а тут еще и Бен. Да. Я зашла слишком далеко, и назад дороги нет.