Расколотая
Шрифт:
— Что...
Он снова выдвигает ящик, кладет пистолет на место и вытаскивает что-то еще.
— Вот. — Бросает мне мое школьное удостоверение через стол. — Я позаботился, чтобы ты была на всех уроках. Иди, а то опоздаешь домой и понадобятся объяснения.
Я встаю, ничего не понимая, перевожу взгляд с Нико на доктора Лизандер. Ее самообладание лишь ненадолго дало трещину, когда Нико держал пистолет. Она не боится крови. Я уверена, что ей приходилось видеть и кое-что похуже огнестрельных ран, хотя, возможно, и не вблизи.
Я делаю
— Почему, Кайла? Спроси себя: почему? — мягко говорит доктор Лизандер мне вслед, когда я выхожу и закрываю дверь.
Все, что произошло сегодня, — это часть какой-то игры, затеянной Нико. Это все он со своими играми. Игры внутри игр. Скрытые значения и манипулирования. Он мастер, и ему что-то нужно от доктора Лизандер, это-то мне ясно. Но мне почему-то кажется, что она достойный противник.
Тори лежит на одном из тюфяков на полу, заложив руки за голову. Смеется.
— Что с тобой? — спрашиваю я.
— Видела бы ты свое лицо! «Отпустите меня», — передразнивает она умоляющим трагическим шепотом.
— Тебе это доставило ужасное удовольствие.
Она садится.
— Может быть. Но у меня была причина поквитаться с тобой. Ты и Бен, — говорит она. — Но теперь мы квиты, снова друзья? — Она протягивает руку, но я игнорирую ее и выскакиваю из дома. Ее смех несется мне вслед.
Я иду в лес, и на меня накатывает страх. А вдруг Нико просто притворился, что отпускает меня? Что просто решил убить меня в другом месте, чтобы я не испачкала кровью его кабинет. Что пошлет их вслед за мной. Но за мной идет только Катран, оружия не видно. Впрочем, оно ему и не понадобится, если у него такие инструкции.
— Рейн? — окликает он. Я не отвечаю. — Значит, будешь молчать? — спрашивает он минутой позже.
Я пожимаю плечами.
— На что конкретно ты злишься?
— Я так замерзла, изголодалась и устала, что у меня нет сил даже злиться, — отвечаю я и прислоняюсь к дереву.
— Я не мог тебе сказать, — говорит он. — Прости.
— Чего именно ты не мог сказать? Что вам не требовался мой сигнал? Что меня тоже возьмут в плен? Что этот мой плен — просто обман? Что?
— Все это. Если бы ты была в курсе, Нико бы понял. Ты же его знаешь.
Я пожимаю плечами, но да. Он все видит.
— Ты должна знать, что я ни за что не согласился бы на такое, будь это все по-настоящему.
— Правда? После того что ты сегодня сделал, думаю, ты способен на все.
Боль в глазах Катрана непритворная. Он протягивает ко мне руку, но я вздрагиваю, отшатываюсь. Эта рука держала нож, провела им по горлу. Убила человека.
— Тебе обязательно было убивать его? — спрашиваю я.
— Рейн, он же лордер, враг. Не считая того, что он видел нас й мог опознать тебя, да: я должен был убить его. Мы ведем войну. Люди умирают. — Он качает головой, и в глазах у него нет ничего, что говорило бы о сожалении или раскаянии. Он просто отпихнул его, когда его кровь потекла
Горло опять сдавливает.
— Отвези меня домой, — шепчу я.
— Пошли.
Нам приходится ехать на одном мотоцикле, поскольку мой возле дома. Он сажает меня сзади. Мы сидим близко, и я жажду его тепла, но расстояние между нами как отсюда до Луны.
Тем вечером ни горячая ванна, ни ужин не в состоянии рассеять холод у меня внутри. Одеяло укутывает меня до самого носа, и радиатор в моей комнате работает на всю катушку, но я все равно дрожу.
День прокручивается у меня в голове снова и снова. Мне так хочется прогнать все это, вернуться назад, забыть, и все же...
Если я сделаю это, то как смогу жить дальше? Я должна помнить, должна понять почему. Должна посмотреть в лицо страху и увидеть, что оттуда смотрит на меня.
Так много всего требует моего внимания, но одно повторяется в голове снова и снова: «почему доктора Лизандер. Она не тратит попусту ни слова, ни мысли, говорит то, что важно. Это «почему» кружит у меня в голове, ищет, где обосноваться. Я начинаю засыпать, измученная настолько, что и тело, и сознание покачиваются в ровном ритме, как во время бега или езды верхом на лошади по полям.
Почему?
Я кричу и кричу, пока дверь не открывается и свет из коридора не падает в комнату.
— Милая, что такое? — Папа садится на край кровати. Сначала я просто плачу, но потом показываю вниз.
— Что там?
— Я что-то слышала. Там кто-то есть, — шепчу я.
— Где?
— Под кроватью.
— Ох, дорогая. Я посмотрю.
— Будь осторожен!
— Не волнуйся, буду. — Он отыскивает в шкафу наш особый фонарик для охоты на чудовищ. Наклоняется, светит под кровать, водит фонариком туда-сюда. Поднимает глаза.
— Я все тщательно проверил. Никаких чудовищ.
— Но я же слышала! Слышала!
— Там никого нет, точно тебе говорю. — Он все еще сидит на полу на корточках, лицо задумчивое. — Знаешь, лучший способ убедиться, это посмотреть самой.
Я мотаю головой, но мало-помалу он убеждает меня вылезти из-под одеяла:
— Посмотри, Люси, и тогда будешь знать наверняка. Взгляни в лицо своему страху, и он перестанет быть таким пугающим.
Дрожа, я опускаюсь на колени и свечу фонариком под кроватью. Пара туфель, пропавшая книжка.
Никаких чудищ.
ГЛАВА 39
Когда я просыпаюсь, еще темно. Я цепляюсь за свой сон, стараюсь сохранить в памяти то, что Люси чувствовала со своим папой. Знаю, он был, хотя черты его лица в моих снах никогда не бывают ясными.
Для Люси, ребенка, которым я была тогда, много лет назад, не существовало таких чудищ, с которыми ее папа не мог бы справиться. Воспоминание или всего лишь плод фантазии? Нет. Все во мне говорит, что это было. Но чем дальше отступает сон, тем быстрее оно ускользает.