Расколотый меч
Шрифт:
Макаренко чуть приподняла брови и королевским жестом пожала плечами.
– Это же Чумной, – бросила она свысока. После чего отплыла в сторонку, оставляя нас на растерзание нейтралам.
– В моем мире сказали бы «Это же Эдмус!» – наметил параллель шут. – Веслав, а кинжалами в тебя не бросаются?
– До сих пор никому в голову не приходило попробовать, – признался алхимик. Он уже имел очень раздраженный вид – в самый раз для человека, мысли которого сейчас подвергнутся сканированию.
– Не нужно злиться, – самым умиротворяющим
Его никто не слушал. Побабко кивнул начальнику «параноиков», и тот с гордостью выдвинул вперед Олеандра.
– Молодое дарование! – представил он его заученным тоном.
Я знала, что он это скажет. «Дарование» в семнадцать лет отличалось недюжинными способностями на ментальном уровне. Что и обеспечило парню должность главного «шерстильщика мозгов» в его отделе. Мы с Олеандром встречались раз восемь – меня-то само собой, после второй миссии просветили чуть ли не по нервной клетке – и каждый раз это ничем хорошим для него не заканчивалось. Похоже, у меня при виде его высокомерной физиономии начинал действовать какой-то неизвестный рефлекс.
– А уклоняться от прямых в челюсть дарование умеет? – процедила Виола.
Вид у нее был очень грозный, несмотря на пляжное полотенце. Олеандр на угрозу ответил тем, что сделал рассудительный шаг назад и поймал взгляд Виолы.
Зрительный контакт для телепата был необязательным, все присутствующие это знали, но «молодое дарование» было еще и отчаянным буквоедом. Написано в старинных книжках: смотреть в глаза, как удав на кролика! Значит – ни шагу в сторону.
Впрочем, если смотреть на него и на Виолу – я бы еще поспорила, кто является кроликом, а кто удавом.
Напыщенность на лице парня разбавилась легкой сосредоточенностью человека, который просматривает информацию на ноутбуке. Потом озадаченностью. Потом очень большой озадаченностью. Потом он потряс головой, разорвал контакт и повернулся к своим:
– Мысленный поток не похож абсолютно ни на что. Он троичен!
Виола слегка пожала плечами. Она была бы не против продемонстрировать причины такой троичности, но знала, что такая демонстрация закончится общей паникой, а может быть, даже чьим-нибудь съедением. Это если она не сможет удержать внутри бело-розовую пантеру.
– Позвольте, мы объясним, – вмешался Йехар.
Его, как это часто бывало, поняли немного не так, и теперь Олеандр переключился на нашего рыцаря. Тот выдержал его взгляд спокойно и открыто. С Йехара можно было писать портрет человека, которому абсолютно нечего скрывать. Наверное, было бы лучше, если бы он не был столь абсолютно искренним – эва, как побледнел этот ментальник! Ну да, кому приятно заглянуть в разум странника, который только тем и занимается, что скитается по мирам и сражается со всевозможной нечистью.
–
– Триаморф, – бормотал Грушняк, потирая висок. – Ладно, давай дальше.
Из чего можно было заключить, что все три нейтрала держали между собой связь, так что начальники могли видеть результаты трудов своего подопечного. А следующим трудом будет… это почему он начинает смотреть на меня?
Я не до конца, но все же была готова. По опыту знала, что пытаться блокировать Олеандра бесполезно, он просачивается под любые блоки, поэтому осталось применить самое страшное оружие против враждебного проникновения в мысли.
Женский мысленный поток.
То есть, в одно время думать ни о чем и обо всем сразу, но преимущественно – о косметике и женских передачах, а как фон ко всему этому можно пустить хотя бы строчку из «Винни-Пуха»: «В голове моей опилки, да-да-да!»
Игнатский, который после первого призыва и взялся меня обучать этой методике, грустно улыбнулся издали. Увидел, как у меня остекленели глаза. Грушняк тоже это заметил и проницательно нахмурился.
Нет, мне нечего было скрывать. В конце концов, мы действительно не знали, почему нас призывают так часто и всех вместе. Но когда в твоих мыслях роется кто-то посторонний – хочется сделать так, чтобы у него как минимум пропала охота лезть туда вторично.
– Ты, кажется, считаешь себя светлой? – процедил Олеандр, возвращаясь из странствий по моим мыслям. – Я бы на твоем месте перевелся как минимум к нам.
Каждый раз, когда я обеспечивала ему головную боль, он пытался подколоть меня тем, что меня после Дружины заедает гордыня, а значит – свет убывает во мне с каждым днем.
– Меня поддерживает вода, – напомнила я на всякий случай.
– Скорее, воды. Коцита, – тут Олеандр одновременно блеснул эрудицией и напомнил мне самую первую миссию в мифологическую Грецию.
Но неотмщенной я не осталась, поскольку следующей жертвой телепата оказался Веслав. А алхимик просто не умел быть жертвой.
Какое-то время Олеандр просто на него смотрел. Потом закрыл глаза и сжал кулаки. Потом напрягся. Потом тряхнул головой и медленно начал краснеть с натуги. Веслав наблюдал этот процесс со злорадным интересом.
Ментальник открыл глаза, когда цвет его лица достиг уровня «опасный багровый». Он был так растерян, что к своим товарищам начал обращаться вслух:
– Глухо…
Побабко и Грушняк переглянулись и тоже закрыли глаза. Издалека на эту картину – три телепата в мысленной нирване – одинаково злорадно скалились светлый Игнатский и темная Макаренко.
– Ну, вы б еще открывалку принесли, поковыряли бы мне в черепе, – буркнул Веслав, когда ему надоело испытывать степень отсутствия у этих троих мышления как такового. – Авось, оно бы легче пошло.
Попабко открыл глаза. Вид у него был пристыженный.
– Вы – Веслав Чумной? – догадался он. – Алхимик?