Расколовшаяся Луна
Шрифт:
Джианну мне не пришлось долго искать. Она выделялась из серо-бежевой толпы, как бабочка в рои ночных мотыльков. Однако бабочка в довольно дурном настроении. Я зашла за колонну, чтобы можно было спокойно рассмотреть её. Она облокотилась о стену между двух картин, в одной руке был блокнот, в другой - ручка, и иногда она что-то записывала, даже не бросая взгляда на бумагу. Почему-то я была уверена, что она даже не положит свои записи рядом с клавиатурой, когда позже будет писать статью. Она записывала потому, что этого от неё ожидали. Но на самом деле ей это было не нужно. Она могла всё запомнить. Такие события она уже посещала тысячу раз. Так,
Я удивлялась своим изощрённым выводам, но ни одного мгновения не сомневалась в их верности. Теперь Джианна заметила, что за ней наблюдают, подняла голову, и наши глаза встретились. Быстро я спряталась за колонной. Моё сердце забилось быстрее.
Она мне кого-то напоминала. Я стала перебирать в памяти женщин её типа, с которыми встречалась, но не нашла ни одной. У Джианны были прямые тёмные волосы, с тем шёлковым блеском, который своим волосам раньше могла придать только с помощью утюжка. Её лицо было овальным, а рот мягким, но всё-таки таким решительным, что у меня уже сейчас было желание никогда не начинать с ней ссоры. Мы, наверное, при этом снимем друг у друга скальпы.
Её глаза были странного цвета. Коричневыми их нельзя было назвать, нет, они были скорее янтарными. Как и у меня, у неё на рёбрах не было и грамма жира, и она не старалась скрыть это с помощью одежды. Её бёдра были мальчишески узкими, а осанка просто скверной. Если бы она выпрямилась и вытянула подбородок, то прошла бы за гордого воина. Но так я видела её напряжённые мышцы плеч на расстоянии десяти метров. Её возраст, предположила я, был около двадцати пяти. Примерно, как и у Пауля.
– Вот она ..., - прошептала я и подошла незаметно на пару шагов ближе. Теперь я знала, кого она мне напоминала. Лили. Большую любовь Пауля. Это были не цвета Джианны и тем более не её фигура, которые напоминали мне Лили. Лили была как кошечка, маленькая, нежная и игривая, с большими грудями и глазами девочки. Нет, это было выражение её лица. Лили всегда получала то, что хотела, и, тем не менее, что бы она ни делала, выглядела всегда так, будто что-то ищет. Будто жизни, которую она вела, было для неё недостаточно.
В Джианне я тоже чувствовала это искание, хотя она точно не всегда получала того, чего желала. Я почти не могла это различить, но оно присутствовало. И, наверное, в Лили было как раз это искание, которое так быстро завоевало сердце Пауля. И сердце моего отца тоже.
Папа клялся, что не ухаживал за Лили. Нет, было всё наоборот. Она влюбилась в него и затем бросила Пауля. И я ему поверила. Но почему тогда он дал мне адрес Джианны? Визитку журналистки, которая вечером в среду сопровождала пенсионеров на гериатрической экскурсии искусства? Почему именно её он считал достойной доверия? Потому что разыгрались его гормоны?
В первый раз я засомневалась насчёт папиной версии о Пауле и Лили. Я страдальчески вздохнула, и мой взгляд скользнул дальше. Миссия Джианна Виспучи провалилась. После того, как господин Шютц попытался повысить свои шансы у мамы, не должно ли я объединиться с подружкой папы? Исключено. Я хотела развернуться и исчезнуть. Но картина, которая висела передо мной на стене, в считанные секунды так привлекла моё внимание, что я внезапно больше ни о чём не могла думать, а тем более что-то решать.
Картина была небольшой, и рамка, тёмно-синего цвета с золотой каёмкой, показалась мне мещанской. Но сама картина поразила меня в самое сердце. Инстинктивно я положила руку себе на грудь,
– Крушение надежды, - расшифровала я с трудом. Буквы танцевали перед моими глазами, но картина ясно выделялась, близко, слишком близко. Она засасывала меня в себя. Я чувствовала острые края сломанных льдин, которые тянули меня вниз, в чёрную пустоту Арктики, как и корабль в их середине, от которого остался виден лишь только бортовой леер. Уже скоро лёд похоронит его под собой, вместе с его трупами и всеми их потерянными надеждами ... Я была там ... Я была одной из них. Я больше не видела картины. Я смотрела прямо в своё сердце. Я пошатнулась вперёд и прижала руки к холсту. Мои ногти скользнули с тихим скрежетом по высохшей масляной краске. Потом мой лоб глухо ударился о стену.
– Эй, осторожнее, это ценно.
– Кто-то схватил меня за локоть и помог восстановить мне моё равновесие.
– Трогать запрещено. Не волнуйся, никто не видел.
– Я ...
– Я сглотнула, чтобы избавиться от сладковатого привкуса на языке.
– Плохой воздух. Картина ... так холодно.
– Да, воздух здесь не ахти, это точно. И сильный сквозняк. Всё в порядке? Я надеюсь, ты не облюёшь меня сейчас, или что-то в этом роде.
Постепенно я снова могла видеть ясно, и прежде чем поняла, что Джианна было той, кто поддерживала меня и теперь отпустила, я почувствовала её страх. Она боялась.
– Нет, не облюю. Всё хорошо. Правда, - уверила я её механически.
– Твои слова да Богу в уши.
– Джианна не смотрела мне в лицо. Её янтарные глаза бродили по моей одежде, моим волосам, моей обуви. Но мой собственный взгляд они избегали.
– Тогда я снова пойду туда.
– Она указала на свой клуб пенсионеров. Мимолётная улыбка обнажила её передние зубы, которые образовывали впереди небольшую щель.
– Я скорее ожидала того, что коллапс случится с одним из них.
– Пахнет смертью, - прошептала я.
– Кто? Я? Ты имеешь в виду меня?
– Джианна побледнела, зеленоватый отсвет под её оливковой кожей.
– Нет.
– Я покачала головой и провела ладонью по затылку, чтобы успокоиться.
– Старые люди. Это смешалось с картиной и потом ...
– О Боже, что я тут рассказывала? Используй свой шанс, Елизавета. Я приказала себе включить разум. Она стоит как раз рядом с тобой. Вступи с ней в разговор.
– Вы знаете картину «Ночной кошмар» Фюсли?
– вырвалось у меня. Джианна смотрела на меня скептически. Она всё ещё избегала моего прямого взгляда. Я казалась ей странной. Как и Паулю.
– Конечно.
– Она пожала плечами.
– И что?
– Она тоже странная, я считаю.
– Если я скоро что-нибудь не придумаю, то она сбежит. Что-то ища, Джианна обернулась к пенсионерам, которые тем временем уже достигли картины «Монах у моря». Потом она снова повернулась ко мне.
– Как эта?
– Она сбитая с толку указала на «Крушение надежды».
– Но эти картины ведь вообще нельзя друг с другом сравнивать. Или ты в целом интересуешься романтизмом? Тёмным романтизмом?
Я фыркнула. Да, примерно так это можно было сформулировать. Выражение лица Джианны становилось всё более скептическим. От неудобства она подняла плечи вверх.