Расколовшаяся Луна

Белитц Беттина

– Хм, - пробормотала я неохотно. Примерно так я себя и чувствовала, хотя предпочла бы с благодарностью встречу у зубного врача. Потому что она была предсказуемой. Паника уже приближалась; я чувствовала, как она начинается. Она поднималась как волна, сначала безобидно и далеко, но потом ...

– Они могут похитить и плохие сны?
– прогнала Джианна мой призрак страха. – Сны, которые обременяют? У меня есть парочка, которую я отдала бы.
– Мне было сложно отреагировать разумно и не накричать на Джианну. Потому что мы приблизились как раз

к той теме, от которой я на протяжении уже нескольких недель хотела сбежать.

– Да, могут, если захотят сделать для людей что-то хорошее. Но кто захочет добровольно испортить себе желудок?
– ответила я неохотно.
– Колин предложил мне это, и в тоже время отсоветовал. Некоторые сны нам нужны, хотя они плохие, и кроме того ... Это опасно.

Сверкающие глаза Джианны настойчиво впились в мои. Ой-ой. Она снова клюнула.

– Ты не только так думаешь. Ты это пережила, не так ли? – Значит, настолько уж неправильным её выбор работы не был.

– Он не хотел похищать их у меня, он вообще не хотел этого делать!
– воскликнула я с жаром, движимая глубокой необходимостью защищать Колина.
– Я попросила его похитить у меня прекрасное воспоминание, потому что он был голоден, и при этом ... что-то пошло не так.

Джианна крепко вцепилась своими тонкими пальцами в чашку с кофе.

– Что именно?

– Я... я скользнула в его воспоминания. В ... Он был в концлагере. Они хотели отравить его газом. Но он не умирал. Я была в его теле, посреди кучи мёртвых тел, потом они снова забрали меня оттуда, я стояла в газовой камере, все вокруг меня умерли, только я - нет ...
– Я должна была прекратить говорить, иначе существовала опасность, что меня вырвет на стол. Джинна уронила свою чашку. Она тут же разбилась. Ещё одним Versace-уродством меньше.

– О Боже, Элиза ...
– Она не предприняла попытки обнять меня или вытереть кофе. Она совершенно окаменела. Я равнодушно смотрела на то, как чёрная бурда капала на пол, и сильно прижала свои кулаки к острым осколкам, которые покрывали весь стол. Боль успокаивала.

– Нацистское время и преследование рас - этому было уделено основное внимание на моём историческом факультете. Перед экзаменом, предшествующим выпускному, я день и ночь ничем другим не занималась. Дошло до того, что мне стали ночью сниться об этом сны. Потом я сдала всё на отлично, и ни одной секунды не радовалась этому.

– Я знаю, что я не пережила этого, что только чувствовала, но ... это у меня в голове, нет, оно везде. Это теперь часть меня, и я ...
– Снова мне нужно было сделать паузу.

– Ты не знаешь, как тебе это вынести.

– Как мне это вынести, когда я увижу его снова, и из-за этого всё вернётся, да. Все те картины, запахи и звуки. И мне действительно так жаль его. Мне так жаль! Они проводили с ним эксперименты, мучили и пытали ... и это всё только потому, что он другой!

– Как мы, - сказала Джианна серьёзно.
– Мы тоже другие.

– Да, - ответила я просто. Джианна коротко фыркнула.

–

Я часто задумывалась о том, что со мной случилось бы в то время. Я думаю, меня бы они тоже поймали. Я бы не смогла держать свой рот на замке. Но даже если бы и смогла - они бы нашли какую-нибудь другую причину. А тебя ...
– Нежная улыбка осветила её лицо.
– Тебя они ещё задолго до этого с воодушевлением сожгли бы как ведьму. Ты можешь смотреть на кого-то совершенно безумно, знаешь?

Я молчала. Что я могла на это ещё сказать? Это было моим клеймо, с того времени, как я приехала в Гамбург. Но изо рта Джианны "совершенно безумно" прозвучало даже немного с восхищением.

– Ты с кем-нибудь говорила об этом?
– Джианна вышла из оцепенения, взяла кухонное полотенце с крючка и начала вытирать кофе.

– Нет, ни с кем.
– Потому что я этого не могла. Только с ним.

– Неудивительно, что в Кунстхалле ты чуть не потеряла сознание.
– Джианна щёлкнула языком. – Может, Фридриха и считают романтиком, но эта картина зловещая. Ты читала Кафку?

– Нет, - призналась я, вздыхая. Джианна была, очевидно, нашей новой ходячей энциклопедией по искусству.

– Ха! Вы охотитесь за Марами и не знаете Кафки? По сути, он литературный эксперт по снам! В одном из своих произведений он пишет о замёрзшем море в наших сердцах. The frozen sea within.
– Произношение "th" Джианны было катастрофическим. Se frosen sie wisin.

– Почему ты говоришь это на английском? Кафка ведь немецкий автор.

Джианна замерла и грустно улыбнулась.

– Один из моих бывших и я пишем друг другу на английском. Нет, писали друг другу, - исправила она себя.
– Он из Боснии. Беженец. В конце наших отношений он растратил все мои деньги на кокс. Обманул и одурачил меня. Это было уже давно. И всё-таки - он мне нравится. Конечно, платонически. У него такое замёрзшее море в сердце. Я точно это знаю. И у тебя тоже. Пока ещё.

– Джианна ...
– Мне нужно было прокашляться, чтобы можно было говорить дальше.
– Как зовут этого бывшего парня?

– Марко, - пробормотала она задумчиво.
– Но он пропал, как твой отец. Я даже думаю, что он мёртв.

«Нет, не мёртв!», кричало всё во мне. Он даже совсем не далеко! Но сейчас было не время для ещё одного откровения. Тем не менее, я должна была знать кое-что ещё, потому что Марко показался мне сломленным, но не жестоким.

– Марко - это был тот преследователь или тот тип с ... хм ...?

– Со сморчком. Нет. Не один из них. Марко был до этого. Можно сказать, из огня да в полымя. Но я не причисляю его больше к моим паршивым бывшим парням. Жизнь и так достаточно наказала его. Значит, есть только две паршивые связи в официальном любовном регистре Виспучи. Две дерьмовые истории - третья должна получиться!

– И получится, - ответила я тихо, но решительно.

– Я восхищаюсь твоим оптимизмом. Послушай, Элиза, я же ведь на несколько лет старше тебя и ... Колин... Он твой первый парень?