Раскоп у Волчьей сопки

Алешина Катерина

Вера не торопилась отвечать. В парке было тихо и совсем безлюдно. Посыпался мелкий снежок. В свете редких фонарей он блёстками ложился на аллею. Дорожки парка петляли между деревьев, то поднимаясь, то спускаясь к Волге. Старый сад разбили прямо на склоне.

Вера всё ещё чувствовала незримое присутствие вампира. От этих ощущений по телу пробегали холодные волны.

«Тринадцать, – думала Вера. – Тринадцать людей каждый год. Сколько он живёт? Скольких уже погубил?»

Артём взял Веру за руку, остановил. В его волосах запутались снежинки. Глаза смотрели доверчиво и с обожанием. Веру вновь начала мучать совесть.

Вампирство сделало Артёма

другим, загадочным и харизматичным в глазах людей. Безупречный костюм и строгое пальто подчёркивали образ. Но чары стратилата, помимо воли Веры, заставляли его преклоняться. И Вера каждый день жалела о той своей минутной слабости.

Они оказались на укромной тропинке, под разлапистым дубом, вдалеке от посторонних глаз. Кружили мелкие снежинки. С веток дуба срывались пригоршни снега. Было тихо. Никто из людей не желал в будний вечер бродить по сугробам. Артём не сводил глаз от Веры, не отпускал её руку.

– Что будем делать? – поинтересовался он, не дождавшись ответа на первый вопрос.

– Мы должны его убить! – уверенно произнесла Вера, продолжая думать о тринадцати безликих и безымянных пиявцах.

Артём удивлённо посмотрел на неё.

– Согласен! – прозвучал неожиданный голос.

Вера обернулась. Артём зашипел. Поодаль между деревьев, за кругом света от фонаря, стоял высокий худощавый парнишка-первокурсник. Его чёрные глаза говорили сами за себя. Из-за его плеча, словно тень, вышла девчонка, худенькая и юная. Две тёмных косички торчали из-под шапки.

Парень глядел на вампиршу пристально и оценивающе, но не приближался. Артём заслонил собой Веру.

«Подожди», – сказала она ему мысленно.

Пауза затянулась.

– Логунов, да? – припомнила Вера, нарушая напряжённое молчание.

– Валера, – представился Логунов. – Это Рита, – указал он на девчонку.

– Мы должны его убить, – повторила Рита Верины слова.

Глава 13

В прихожей двухкомнатной хрущёвки тускло горел настенный светильник. Зеркало возле него отражало жёлтый электрический свет. В узком пространстве теснились: придверный комод, обувница и шкаф. Под зеркалом на выцветшей столешнице красовался телефон. Его жёлто-молочные бока и яркий серебристый диск сверкали новизной. В квартире всё осталось в точности как прежде: старые обои, белёный потолок, разномастная мебель, кружевные салфетки на серванте и тумбе, протёртые венские стулья, круглый обеденный стол в зале под окном. Ничего не поменялось с тех пор, как двадцать с лишним лет назад умерла жена.

Когда зазвонил телефон, Профессор брился. Расстояние от крохотной ванной комнаты до прихожей составляло ровно три размашистых шага. Мужчина снял трубку, прислонил к напененной щеке, чертыхнулся про себя.

– Слушаю, – сказал Профессор.

– Доброе утро, Владислав Сергеевич, – произнёс женский голос на том конце провода. – Евгений Фёдорович вызывает. Срочно. Сегодня в девять. Не опаздывайте, позже у него совещание.

– Спасибо, Людмила, – сухо поблагодарил Профессор.

Вместо ответа он услышал гудки, попытался оттереть аппарат от пены.

«И что это нужно его величеству первому секретарю?» – надменно подумал Владислав Сергеевич.

Не успел он отойти от телефона, как снова раздался звонок.

Профессор, вытерев щёку, снял трубку.

– Алло, алло, – раздался суетливый мужской голос.

– Слушаю, – ответил Профессор.

–

Здравствуйте. Вы просили звонить, если будут подвижки нашему по делу, – зашептал мужчина. – Начальник раскопа докладывается регулярно. Ничего необычного не нашли. Но есть новость. На практику направили группу студентов. Поедут на следующей неделе.

Владислав Сергеевич нахмурился.

– Хорошо, – выдал он холодно и повелительно добавил: – На следующей неделе позвоню вам сам в то же время. Ждите новых инструкций.

– Понял, – опасливо прозвучал мужской голос.

Профессор положил трубку на аппарат, посмотрел на него пару секунд.

«Такая роскошь, как домашний телефон, доступна далеко не всем», – эта мысль на какое-то время подняла Профессору настроение.

Рассвет уже вовсю разгорался. Солнце поднялось над домами. Но его лучи не могли проникнуть сквозь слои плотных штор и коридор.

Владислав Сергеевич закончил утренний туалет, оделся, приколол к лацкану летнего пиджака партийный значок. Встав перед зеркалом, придирчиво себя осмотрел.

«Подумать только, а ведь совсем не изменился за два десятка лет», – заключил Профессор, глядя на себя в зеркало. Седые волосы, аккуратно зачёсанные назад, контрастировали с моложавым лицом. По человеческим меркам, Владиславу Сергеевичу было шестьдесят с небольшим. А выглядел он на сорок пять. Разве что седина добавляла пару-тройку лет образу Профессора. Лицо его сохранило черты былой привлекательности. Переменились только глаза, стали холодными и зловещими. Новая жизнь ему нравилась, и он хотел насладиться ею сполна.

Перед выходом мужчина развернул к себе телефон, поднял трубку и принялся крутить диск, набирая нужные цифры. Когда на другом конце провода ответили, Владислав Сергеевич произнёс:

– Доброе утро, Лидочка. Я буду позже. Вызывают в обком.

После одобрительного «хорошо» Профессор повесил трубку.

Новое величественное здание Куйбышевского обкома в утренних лучах солнца производило неизгладимое впечатление. Огромное, состоящее из подобия колонн и множества окон, оно высилось на месте недавнего оврага, рядом с высокой стелой. Профессор остановил взгляд на сорокаметровом постаменте, сверкающем стальными боками. От его подножья фигуру рабочего не рассмотреть. Зато хорошо видны крылья в его руках. Они ярко бликуют в солнечном свете. Владислав Сергеевич замер на мгновение, думая о том, что его место здесь, на главной площади, в главном здании, у власти. Потом он зашагал к дубовым дверям главного входа.

Служащие обкома торопились по рабочим местам. В вестибюле было многолюдно. Профессор без труда нашёл нужный кабинет. Он бывал здесь не раз за последние годы. Помощник первого секретаря учтиво поднялась при его появлении.

– Проходите. Евгений Фёдорович ждёт, – сказала она.

В обширном кабинете было прохладно, несмотря на летний тёплый ветерок, врывающийся в открытые окна. Высокий потолок и помпезные люстры вызвали у Профессора зависть. Кабинет первого секретаря был значительно больше всей его квартиры. За громадным дубовым столом, под портретом Ленина, восседал Евгений Фёдорович. Над его плечом склонился незнакомец. Чутьё сразу подсказало: тоже стратилат. К столу хозяина кабинета примыкала длинная столешница и ряды стульев для посетителей и совещаний. Первый секретарь перебирал бумаги. Его круглое, одутловатое лицо ничуть не изменилось за прошедшие годы. Для стратилата время замедляется, вовсе не останавливается, а лишь течёт значительно медленнее, чем для человека.