Расплата за ложь
Шрифт:
Он рассматривает меня секунду, эти бездонные темно-синие глаза пронзают меня насквозь. Я смотрю, как он изучает каждый сантиметр моего лица, как бы запоминая его.
– Хорошо.
От предвкушения у меня сводит желудок, и я киваю.
– Полагаю, Беллами рассказал тебе, что я пожертвовал деньги на ремонт библиотеки и открытие ее заново в честь моих родителей, верно?
– Да.
Именно там Беллами проводит свое наказание, сортируя и складывая книги в преддверии торжественного открытия.
– Я еще не смог туда войти.
Это, безусловно,
У меня сердце болит за него.
Я могу только представить себе, как больно ему было потерять обоих родителей и как тяжело было чтить их память, одновременно учась жить без них.
Это очень тяжелое бремя.
– Как ты думаешь, ты сможешь пойти на открытие?
– Да. Не то чтобы не смогу. Просто никогда не было подходящего времени для этого.
– Он говорит, подсознательно отстукивая ногой по полу бешеный ритм.
Я знаю, что все не так просто. Что это должно быть трудно сделать, хотя на первый взгляд это достаточно безобидная задача.
– Все твои друзья будут там. Я приду. Мы устроим веселую ночь.
Мне лень вставать, я подползаю к нему на коленях и сжимаю его руку.
Он хрипло стонет, когда я сажусь рядом с ним.
– Никогда больше не подползай ко мне вот так.
Я цокаю, звук щелкает у меня во рту.
– Я могу просто хлопать ресницами, и ты станешь твердым, это вряд ли моя вина.
– Осторожно.
– Он предупреждает.
– Всю последнюю неделю я не торопился, не просил, ждал, когда ты будешь готова. Но если ты будешь продолжать провоцировать меня, я прижму тебя к стенке и просто возьму, что хочу.
Я ничего не могу с собой поделать.
Я облизываю губы при этой мысли.
– Конечно, тебе бы этого хотелось, - говорит он, с желанием глядя на то, как я увлажняю губы.
– Ты так отчаянно хочешь трахнуть меня, что разваливаешься на части каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе. Держу пари, я могу заставить тебя кончить прямо сейчас, просто облизывая, целуя и покусывая твою шею.
Судя по тому, как поднимается температура моего тела при его словах, я думаю, что он мог бы заставить меня кончить, просто рассказывая о том, как он издевается над моей шеей.
Картер. Помни о Картере.
Почему в последнее время мне приходится почти насильно заставлять себя думать о нем?
Как будто мысли о нем, о нас вместе, все дальше и дальше от меня.
– Это ты должен быть осторожен, чтобы не влюбиться в меня, раз уж ты так навязчиво меня преследуешь.
– Говорю я ему.
– Этого никогда не случится.
– Прямолинейно отвечает он.
Я бросаю на него обиженный взгляд.
Мне не очень приятно слышать, что он говорит это так непринужденно, как будто влюбиться в меня было бы самым трудным делом на свете.
Я понимаю, что для меня это нелепость, что мои чувства задеты, учитывая, что я одна в отношениях, но это нисколько не смягчает удар.
Я веду себя иррационально, и мне наплевать.
Резко
Раздражаюсь на себя за то, что позволила этому сюрреалистическому моменту заставить меня ослабить бдительность по отношению к нему.
– Мы здесь!
– кричу я во всю мощь своих легких в сторону грохота, раздающегося по ту сторону дверей лифта.
– Что, черт возьми, с тобой не так?
– Ничего.
– Ты уверена? Потому что ты только что кричала, как банши, на пожарных.
– Я пытаюсь вытащить нас. Ты должен быть счастлив, через несколько мгновений ты будешь далеко от меня и вернешься к людям, которых любишь.
– Говорю я, делая акцент на слове «любишь».
15
?
?
Медленная улыбка расплывается по моему лицу, когда приходит понимание.
– Ты расстроилась, потому что я сказал, что влюбленности в тебя никогда не будет?
Гнев наэлектризовывает ее серебряные волосы, делая их сияющими.
– Не думай ни секунды, что меня это волнует.
– Выплюнула она, скрестив руки на груди и пристально глядя на меня.
– Это принцип. Это чертовски грубо так говорить, ты так говоришь, как будто я не заслуживаю симпатии.
– Тайер.
Она поворачивается обратно к двери.
– Мне нужно выбраться отсюда.
– Тайер.
– Я предупреждаю.
– Помогите! Aidez-moi, – Помогите мне, пожалуйста.
– Она пытается говорить на менее чем посредственном французском.
Я игнорирую тепло, которое распространяется в моем животе при мысли о том, что она так расстроена из-за того, что теоретически я люблю ее или нет.
Возможно, я ближе к тому, чтобы расколоть ее, чем я думал.
– Я никогда не был влюблен и не планирую быть влюбленным.
– Говорю я ей, делая одолжение, что не буду дальше выяснять, почему это понятие так ее раздражает.
Это привлекает ее внимание.
Она снова поворачивается ко мне, ее глаза сужаются, когда она рассматривает меня.
– Ты не веришь в любовь?
– Ее сомнительный тон должен был передать, насколько нелепой она считает эту мысль.
– Нет, я верю в нее. Я видел, насколько сильной может быть любовь.
– Я говорю ей, мой тон граничит с напоминанием.
– Но я думаю, что это слабость, уязвимость. Отдать свое сердце тому, кто живет в такой легко разбиваемой оболочке, кого так легко убить и кто ходит в таком опасном мире. Ты отдаешь этому человеку все, а он умирает, и ты остаешься ни с чем. Даже не с тем, кем ты была раньше.
– Отвечаю ей.
– Я прошел через это однажды с моими родителями, и я не хочу проходить через это снова.